читать дальшеБельфегор | Фран. Миссия. Сильная лихорадка. «Мне холодно, семпай».
Такие миссии Принцу дают только полные идиоты. Таких напарников Принцу дают только безмозглые кретины.
Эти две мысли, скорее даже мысли-чувства, попеременно возникали где-то в груди, чуть пониже ключиц, оседая на плечах крупной солью раздражения. Тонкие, прохладные пальцы Принца то и дело нервно вздрагивали от переполняющего его напряжения напополам с раздражением. Привычные и тёплые ножи уже не могли успокоить дошедшего до кондиции Бельфегора, хотя, сжимая гладкую рукоять одного, Принц надеялся на него, как на старого друга.
Впрочем, чушь. Сейчас это было совершенно бесполезно. Сейчас это злило, злило до спазмов в мышцах, до задержки дыхания и миражей перед глазами. В теперь расплывчатом мире, тёмным не столько из-за лунной ночи, сколько из-за густого леса смысл имела только одна мысль. Не новая, но она всегда так приятно, томно обжигала всё тело, сползая по позвоночнику и приятно обнимая теплом рёбра. Одно из немногих ощущений, которое Бел любил в любом его виде. Убивать.
Убивать тупого лягушонка, слабого, тонкого, хлипкого, жалкого... Медленно, выворачивать руки, пускать кровь мелкими-мелкими ранками до тех пор, пока он не спятит или не упадёт в обморок. Бить. До тех пор, пока губы не станут серыми, а кожа белой, как блики на его, Принца, ножах.
-Семпа~ай... - идущий впереди Фран закашлялся хриплым, рвущим горлом кашлем. Отдышался и продолжил, как ни в чём не бывало. - Может перестанете таращится мне в спину, точно маньяк из подворотни? Это немного пугает. Я и так не сомневался, что вы больны на всю голову, семпа~ай.
Принц молча пинает лягушонка в спину. Ножей там уже столько, что даже один просто бы не влез - совершенно некуда.
Фран бесил. Он и так-то полудохлый, а после этой чёртовой болезни, что он как-то незаметно подцепил, он стал раздражать ещё больше. Ходит, покачиваясь, уже третий день, говорит тихо-тихо, мало. Но дерзит, паскудник, не останавливается. Раздражает. Абсолютно бесполезный таракан, зачем-то приклеенный к Принцу.
-Поднимайся, - Бельфегор легонько пнул растянувшуюся на влажном мхе тушку "напарника". Фран странно вздрогнул и зашёлся ещё одним приступом раздирающего, кажется, его изнутри кашля.
И, кажется, он уже кашляет кровью. Давно ли?
Презрительно фыркнув, Бельфегор поднял иллюзиониста на ноги. Сам Фран ровно стоять отказывался, пришлось крепко держать его за плечи. Тонкие, худые плечи - сожми покрепче и останутся синяки.
-Тупая лягушка. - Франа била сильная дрожь. Сейчас, когда Принц оставил свои мысли на второй план, он увидел, что мальчишка белый-белый, трясётся, как осинка, что глаза у него мутные, точно он пьяный и что он вот-вот упадёт в обморок. Увиденное Бельфегору не понравилось. Никак не понравилось.
-Мне холодно, семпай, - трясущимися губами пролепетал Фран, положив ладонь на запястье Принца. Похоже, он не врал.
Прошипев ещё ряд ругательств, Бельфегор взвалил лёгкое тело лягушонка к себе на спину - было понятно, что идти дальше сам он не в состоянии. До ближайшего городка ещё час... нет, такими темпами - два часа.
-И только посмей мне после этого сдохнуть.
Скука и Фран были злом. А из двух зол Принц всегда выбирал самое красивое.
Бельфегор. Сигареты. NH
Убийство - это просто способ снять напряжение, почувствовать себя лучше. Сделать себе приятное - уж кому-кому, а принцу точно позволительно делать себе поблажки, что бы там не говорил Скуало.
Истерика? Какая истерика, принц абсолютно спокоен. После пяти трупов принц всегда. Абсолютно. Спокоен.
После половины пачки сигарет - тоже.
Правда, живот потом болит - ну и что?
Принц курит тяжёлые сигареты, курит под дождём, перепачканными в крови руками, рассеяно глядя на мокрый асфальт и розовато-красные потёки воды и крови на белой коже сапог. Принц улыбается, пуская дым из носа - внутри снова пусто и весело-весело-весело...!
Фран. Размышления глядя на спящего принца. Второе исполнение.
Вот бывает же - иллюзии без иллюзий. Вроде бы ничего необычного, нового или, хотя бы, странного. Хотя нет, зная принца это-то как раз и странно. Ха, бывает же... оказывается, семпай бывает таким спокойным. Без этой маньячной улыбки извращенца и садиста даже и не подумаешь про него ничего плохо - безмятежность. Спит маньяк, спит извращенец. Почти скинув из-за летней жары с себя одеяло, сунув диадему под подушку, мерно лежит на спине, чуть наклонив голову к левому плечу. На ребёнка немного похож - такого очень серьёзного. Забавно, всё-таки - ребёнок. Хм, а как же семпай выглядел в свои шестнадцать?
Фран бесшумно вздохнул и положил подбородок на колени. Дурацкое какое-то наказание - напичкать его стимуляторами и прицепить к столу наручниками.
Белфегор. Тихий шепот. ООС-! Третье исполнение.
Тихий шёпот. Слова слетают с губ жарко, быстро, перемежаются со смехом и неясными возгласми-стонами. Снова шёпот, не понять даже, на каком языке - так быстро, срывающимся голосом, бросаясь то с смех, то в стон...
Скуало передёрнулся и подумал, что лечить Бельфегора уже поздно. А подходить к ополоумевшему Потрошителю сейчас себе дороже.
Тихий шёпот, стон наслаждения, немного нервный смех - тёплый язык проводит по окровавленным губам, рот приоткрывается, чтобы вдохнуть в лёгкие ещё воздуха.
-Моё сердце так быстро бьётся, о, - смеясь, Бельфегор вытирает с шеи собственную кровь, выламывая из грудной клетки чьи-то рёбра. - Господи, это чудесно, чудесно!
Трупы в комнате изуродованы, крови в комнате - по щиколотку, шёпот в комнате - радостный.
Белфегор |Мамон. "Это просто усталость". Второе исполнение.
Бельфегор - язва. Циничен, насмешлив - невыносим в больших количествах. Кажется, что он всегда в хорошем настроении, всегда скучает и из-за того делает жизнь окружающих невыносимой. Кажется, что ещё чуть-чуть - и принц будет валяться мёртвый, истекая кровью и с кучей переломов. Или с хрипом дёргаться от электричества. Ну или ещё что-нибудь, медленное и мучительное. Но нет - слишком умело играет принц, слишком хорошо знает свои игрушки и их цену. Смеётся, играясь с очередной, умело разогревает, слушая поток проклятий в свой адрес, как некий особый комплимент.
Кажется, Бельфегор готов так проводить время бесконечно - ниточками манипуляций раскручивая кого угодно на что угодно. Язва-принц, невыносимый недоносок, улыбчивый ублюдок. Всем так кажется.
И только одна Маммон знает, что принц бывает другой. На усталого ребёнка немного похож - сейчас. Молчаливый, даже немного апатичный. Он всегда прячется в такие моменты у аркобалено. Приходит, тихий, бесшумно закрывает дверь и ложится на кровать, пряча лицо в подушку.
Иногда просит что-нибудь почитать. Какие-нибудь сказки, верно, о которых занятая финансами аркобалено знает только то, что они никогда не сбудутся.
-Расскажи что-нибудь Принцу, Маммон, - без насмешки в голосе ему даже и отказывать не хочется.
То ли он придумал себе новую игру, то ли это просто усталость.
Бельфегор. "Невозможно уснуть, если разучился спать" (с). NH!
Нервные, резкие, дёрганые, такие жалостливые, точно слёзы боли звуки. Вытягиваются вверх, тонкими ручками, длинными пальцами хватаются, цепляются…
«Кожа просит пить – ей так легче сгорать…»
Крошечные динамики наушников разрываются, окрашивая кислотным цветом стену, асфальт и белую кожу. Белую, как бумага. Бумага, залитая кислотно-красной кровью и музыкой.
Музыкой, да – в агонии, как и девушка, скользит холодными ладонями по щеке принца, задыхаясь в холодных, нас-то-я-щих слезах. Дрожат закрытые веки, длинные ресницы, спутанные солёной водой, бледные губы – они искусаны настолько сильно, что по подбородку течёт струйка крови.
Тоненькая такая, как дорожка от слёз. От этих настоящих слёз.
«Невозможно уснуть, если разучился спать…»
Предупреждающий шёпот и тихие всхлипы агонии:
«ЧТОБ НЕ УПАСТЬ В ЭТУ ПАСТЬ!»
Бельфегор устало приваливается плечом к холодной кирпичной спине, слизывая с бумажно-белых пальцев кровь.
-Принц не может уснуть… - шепчет, устало и грустно. – Принц не может упасть.
Сквало | Бельфегор. Серебряный крестик в кармане. "Мы никогда не попадём в Рай", первое.
Бельфегор спит. Сцепив ладони замком и прижав руки к груди, свернувшись комочком в кресле самолёта. Бесшумно дышит. Принц устал – неделя была долгой и этим перелетом трудности не закончатся. Ещё долбанных три дня выходных.
Ещё грёбаных три ночи ночных рейдов. Утренних капризов мелкого засранца. Тяжёлого дневного недо-сна. Недо-сна, потому что спать под взглядом Бельфегора очень сложно. Принц спит урывками часа по два в сутки – зомбяшка с диким смехом. Кажется, ему это нравится.
А Скуало совсем не нравится. Он не понимает, зачем Бельфегор это делает. Долбанный переходный период? Рано, в десять лет-то. А больше мыслей нет.
За этот месяц все чертовски устали быть идеальными и не делать поблажек. Даже жизнерадостный Луссурия больше молчит, чем вякает. Но так надо. Был приказ.
Мечник достаёт из нагрудного кармана мобильник – через пятнадцать минут звонок от Девятого. Вместе с чёрным прямоугольником из этого же кармана выпадает маленький серебряный крестик. Так, глупость. На удачу, которая всегда обязана быть.
-Глупо, - слышится справа голос Принца. То ли не спал, сидел тихонько, то ли проснулся только что.
-Мы не попадём в Рай, Скуало.
На рукавах кипельно-белой рубашки принца бурые капельки крови. Бельфегор улыбается.
-Никогда. Мы прямиком из ада в ад.
Бельфегор/Фран, крыша и луна, четвёртое исполнение.
Холодный воздух почти насильно залетает в лёгкие вместе с сильным порывом ветра. Он злой, сухой, забивает под воротник снежинки и заставляет глаза слезится. Фран вытирает затуманенные глаза жёстким рукавом форменного плаща - надо держать иллюзию. Надо во все глаза смотреть, чтобы никто никогда не заметил, что творится совсем рядом. Что совсем рядом, этажом, лестничным пролётом ниже Ураган Варии устраивает кровавую баню. Не дай боже кто-то что-либо увидит, услышит крик или смех. Не дай боже.
Фран слышит приближающиеся крики - кто-то ищет спасения на крыше - и выставялет перед ним иллюзию стены. Нечего тут бегать. Да и принцу проще.
-Последний, - Бельфегор выдыхает со смехом облачко пара. Фран, содрогнувшись, кивает - он замёрз стоять на ветру. А принцу весело, он смеётся, запинывая труп к лестнице. Иллюзионист смотрит на него сонно-отстранённо, смазано, путая смех с шумом ветра. Хочется спать.
-Не зевай, лягушка, сдохнешь, - Бельфегор щёлкает Франа по носу холодным пальцем, заставляя вздрогнуть. Юноша только мотает головой - сейчас он умереть даже не очень-то и против.
-Мы все когда-нибудь, - смеётся принц, обнимая Франа со спины - ему тоже холодно.
Белфегор/ Фран. " Детство заканчивается тогда, когда на детской площадке на тебя странно смотрят". Второе.
-Детство заканчивается тогда, когда на детской площадке на тебя странно смотрят, - без тени улыбки или насмешки в голосе произносит Фран. Задумчиво так, тихо говорит, глядя на сидящего на качелях Бельфегора.
Качели слегка скрипят, принц легко раскачивается на мысках, прислонившись виском к поручню. Они явно ему не по росту, слишком высокому, уже переставшему... никогда и не бывшему ребёнком. Только Фран об этом не знает.
-Идиот. Принц никогда не приходит на площадку, если на ней кто-то есть, - Бельфегор даже не шелохнулся.
-Семпай, через полчаса самолёт, мы можем опоздать, - Фран привык ничему не удивляться. Он сам был почти такой же.
-Иди отсюда.
И Фран уходит. Через пол часа они отправляются на новое убийство. А опаздывать нельзя. «Скуало будет ругаться», - думает Бельфегор и улыбается.
«Только... малявкой больше не называет.»
Бельфегор/fem!ADМамон. Гордиться красотой. Второе.
-Маммон такая красивая... - шепчет принц, мягко подкрадываясь со спины и обнимая девушку за талию. Руки, впрочем, пока не распускает. Пока.
-Бел, - безэмоционально откликается Вайпер в ответ на комплимент. - Отпусти.
Аркобалено, вообще-то, занята. Она почти всегда занята, что принца обижает. Такая красивая девушка, изящная... недотрога, чтоб её. Всё равно, что с хрустальной фигуркой разговаривать - красиво и приятно, можно даже дотронуться рукой. Но холодно.
-Маммон, не вредничай, - с крохотной искоркой смеха в голосе Бельфегор тянет слова - тихо и неторопливо.
Принц ласково проводит чуткими пальцами по нежной щеке девушки и опускает вторую ладонь на крутое бедро - никаких обязательств, ничего личного, принц всего-навсего играет со своей любимой игрушкой.
-Такой красотой надо гордиться, Маммон, - бархатно шепчет ей на ухо Бельфегор. – И тем, что Принц её заметил.
Бельфегор. Убийство на глазах у ребёнка. Второе.
-Скуало!
Пронзительный, недовольный крик и звук удара - крошечный ботинок впечатался в ногу мечника, прямо в нерв под коленной чашечкой. Супербия рычит в ответ: - «Какого хрена, недоносок?!» и замахивается на принца мечом. Тот в ответ хищно скалится, - маленький, опасный зверёк, - ощериваясь веером ножей. Впрочем, оба ведь знают, что ничего не будет. Это нормально.
Нити нервов перетянуты до предела, натянуты вокруг шеи звонкой режущей струной, как леска маленького принца.
«Хочется сдохнуть», - устало думает Скуало. «Принц хочет убивать!» - Бельфегор чуть ли не плачет от обиды, до боли в пальцах сжимая кулачки.
Скоро все сойдут с ума, уже все сошли с ума...
Скуало очень хочет напиться до беспамятства и сдохнуть. Ну или хотя бы заснуть на месяцок, и сдохнуть только потом. Скуало замёрз, из воспалённых глаз текут густые слёзы, которые больше на слизь похожи - надо больше спать. Эта байда из глаз мешает видеть и мечник проводит по закрытым векам кулаком, стуча зубами от холода.
Принц обнял себя, нахохлившись, опустив лицо под воротник. Молчит, стоит рядом. Ждёт. Так же хорошо, как убивать, Бельфегор умеет ждать, отсчитывать минуты до убийства. Принцу холодно, он обижен. На холод обижен, что могло бы вызвать улыбку в другой ситуации, наверное.
-Семнадцать минут, - тоненький, с радостными нотками, голосок откуда-то снизу. Скуало вздрогнул - принц всегда был точнее часов. Уже успел убедится.
Супербия закрывает глаза, надеясь увидеть темноту, но видит только алый свет.
«Его принёс принц», - устало сползая по стенке думает он. Скуало слышит хрипы и стоны, крики, мольбы и смех. Скуало слышит - принц кому-то поёт. Смеётся в конце каждого куплета, старательно выводя припев.
Скуало не хочет открывать глаза. Он знает, что если увидит это, то тоже сойдёт с ума. Скуало не хватает сил, чтобы закрыть уши и не слышать песни.
Бельфегор поёт о Герде, которая искала Кая. Только почему-то в его исполнении сказка закончилась плохо.
-Герда... - варийский мечник еле удержался оттого, чтобы не взвыть. - Принц не Кай, но он сделал это для тебя, честно. У Принца нет Снежной Королевы. Пойдём, Герда.
Скуало с трудом открывает глаза и уже в который раз желает себе сдохнуть поскорее.
-Бел... кретин, убей её! Сделай уж одолжение.
Принц обнимает обмершую от страха девочку, свою ровесницу и целует в бледную щёчку. Он крепко держит чудесное, белокурое создание, не позволяя тоненьким ножкам, обтянутым в белые гольфы подломится и дать девочке рухнуть на залитый кровью пол.
-Скуало, отвернись. Герда видела сказку Принца, которую он устроил специально для неё. Не для тебя. Отвернись.
Супербия только вздыхает, поднимаясь с кушетки и медленно выходя из комнаты. Дай боже полчаса вздремнул, пока принц с ума сходил. Полчаса за последние двое суток. Прислонившись к стене, мечник ждёт. Смешки, неразборчивый шёпот и короткий вскрик. Супербия вздыхает и медленно-медленно идёт обратно.
В комнате Скуало находит двух спящих в обнимку детей. Ладно, одного спящего и одного мёртвого.
-Придурок, - цедит мечник сквозь зубы, взваливая принца на плечо. С манжеты ставшего красным рукава рубашки на пол капает кровь.
-Герда очень красивая, - сонно шепчет Бельфегор. Его губы и щёки перепачканы красным. - Скуало...
-Ну что ещё?
-Скуало, Герда такая красивая!
-Спи, придурок,- мечник вздыхает.
Алый свет и музыка из шкатулки, бал, Король, Королева, Принц и его Принцесса - самая красивая. Тихие сказки и колыбельные, нежная зимняя ночь и тёплая темнота.
Бельфегор спит очень сладко, улыбаясь во сне.
Скуало сверлит усталым взглядом потолок, иногда тяжело вздыхая, как совсем взрослый и очень уставший человек, думая те мысли, что ему думать ему совсем не по летам.
Они, всё-таки, все дети. Дети, которые убивают на глазах других детей для каких-то взрослых. Ради себя, для своего удовольствия.
-Скуало... Герда ведь ещё придёт к Принцу?
Скуало/Бельфегор "Ничего личного. Это приказ, ты же понимаешь". (Юмор не желателен, но возможен) Первое.
-Убей его. Немедленно.
Бельфегор пожимает плечами. Ему не привыкать убивать по приказу. Никому из них не привыкать.
Бельфегор не улыбается. Пожалуй, ему это убийство даже дастся чуть труднее, чем обычное. Может быть, он даже удовольствия получит меньше.
С другой стороны. Скуало слишком хорошо знал принца и слишком часто слышал то, что он шепчет во время секса - так сладостно, со стонами, вздрагивая вcем телом и подаваясь навстречу...
-Ничего личного, - Бельфегор качает головой. Он не смотрит на мечника и говорит отстранённо, точно они не знакомы. - Это приказ, ты же понимаешь.
В помещении драться с принцем - самоубийство. Алое, алое самоубийство, которое задыхается кровью в пропоротом горле...
Скуало просыпается, резко и сразу, распахивая глаза и тут же жмуря их - за неплотно закрытой занавеской ярко светило солнце. А принц спал рядом - сама безмятежность. Нежно улыбался во сне - мечник был готов поспорить на свою голову, что он знал, что ему снится.
Скуало. "Запомнить навсегда". Без XS. Пятое.
-Ты опоздал, мусор.
-О, надо же, Скуало, ты живой!
-Ах, как жаль...
Леви и Фран промолчали, что странно. Уж от иллюзиониста-то не выслушать парочку гундосо-ехидных прямо-таки необычно! Скуало кривится в оскале, тихо рычит от злости - ну пардон, да, снова выжил!
Жаль, сучий выблядок? Не ожидали? Думали, что всё, сдох стратегический командир особого Отряда убийц, Супербия Скуало?!
Скуало закатывает глаза и тяжело вздыхает. Ему надо было давно, очень давно запомнить навсегда одну-единственную вещь - нахрен он кому-то тут сдался. Даже если ты этим "кому-то" не раз спасал от смерти их задницу. «Но, вобщем-то, справедливо,» - рассуждает мечник и грубо велит Дино заткнуться.
После, да, после, Скуало это знает точно, принц, хихикая, предложит пойти поискать его руку на ужин Бестеру, а Луссурия с воплями будет носится вокруг со своим павлином. Леви предложит дотащить стратегического командира до реанимации, а Фран, переобщавшийся с Бельфегором, не применит сказать что-нибудь едкое. А потом они вдвоём с Белом закидают его яблоками, которые принесут специально рано с утра, пока уставший Скуало не успел проснутся.
Занзас лишь только хмыкнет - ну да и нахрен.
Скуало давно стоило запомнить навсегда, что... он забыл эти слова.
Внезапно, ориджинал-фест.
Джен, психоделика. Ребенок-аутик в семье наркоманов или алкашей. Искаженное восприятие, выдуманные друзья, яркий и сказочный мир глазами ребенка.
В комнате сумрачно, удушливо пахнет гарью и алкоголем. В комнате грязный пол - земля смешалась с обрывками газет, пылью, упаковками какой-то дешёвой еды и шприцами с погнутыми иголками. В комнате нет мебели, только один старый и тонкий, наполовину выпотрошенный полосатый матрас, который был когда-то бело-голубым, а сейчас стал серо-бурым, с едва видными из-за грязи капельками крови и бессмысленными рисунками синей шариковой ручкой. На этом матрасе лежит мальчик, дай боже восьми лет от роду. Он тихо, слабо улыбается, вытянув вверх свои ручки и глядя сквозь расставленные пальцы на потрескавшуюся штукатурку сероватого из-за темноты потолка. Из старых, дребезжащих на ветру окон без занавесок приятно дует ветер. Поздней весной, в сумерках, когда тени танцуют вальс со светом фонарей этот ветер действительно приятен.
Нервная музыка Поля ласкает слух. Поль - это ветер, невозможный и вечно чем-то недовольный ворчливый старик, но он так хорошо играет, особенно если Анн его попросит. Анн, она... о, это непередаваемо! Анн - это очень красивая девочка, она живёт на обратной стороне Луны. Она танцует, так красиво, закутываясь в шаль из паутинок-теней, что плетут для неё пауки света, которые по ночам выползают из лампочек фонарей на улице.
Анн сидит на ссохшемся подоконнике, совершенно невесомая, босоногая, весёлая! Такая... не описать. Она болтает ногами, ударяя пятками в стену - лёгкая дробь в такт музыке Поля - и поёт. У Анн чудесный голос, можно заслушаться. Она откидывает с плеч свои каштановые, все в тугих кудряшках волосы и ловко спрыгивает на пол, который в темноте даже кажется чистым. Протягивает руку вперёд, доверчиво, ладошкой вверх и с улыбкой говорит:
-Пашка, пошли играть!
Мальчик легко улыбается и встаёт со своего матраса, крепко сжимая ладонь подруги. Взглядом спрашивает: «Куда мы пойдём? Во что будем играть?». Пашка неразговорчивый, но дружелюбный, а весёлая болтушка Анн всё равно успеет ещё наговорить за них обоих. До самого-самого утра они будут вместе играть, говорить о чём-то - Анн будет весело шутить, заливисто смеяться и рассказывать что-то занятное, а Пашка будет ей улыбаться, складывать из тонких листов света кораблики и пускать их в лужу с тенью, что натекает с домов и деревьев на асфальт. А потом заботливая, милая Анн отведёт его домой и уложит спать. Положит лохматую голову к себе на колени и будет ласково петь самую прекрасную и нежную на свете колыбельную, ласково гладя прохладной рукой его спину до тех пор, пока мальчик не заснёт. А потом уйдёт к себе домой, на Луну, укутавшись в шаль из тени. А Пашка будет улыбаться, всё ещё ощущая во сне запах её кожи. И проснувшись, терпеливо ждать её возвращения целый долгий день. Страшный, грязный день.
Мальчик вздыхает и перестаёт улыбаться - днём не для кого. Пока светит солнце, закрывая от его взгляда дом Анн, вокруг витает множество проблем - и Паше совсем не хочется их решать. Ему иногда даже не хочется искать себе еду - с мамой говорить трудно, да и она часто не одна. Тоже с кем-то разговаривает, смеётся. Незачем её беспокоить. К тому же мама не хочет, чтобы её друзья знали о том, что у неё есть сын - когда он приходит зачем-нибудь к ней, она удивляется и делает вид, что не знает его, спрашивает: «мальчик, ты кто?»... или вовсе не замечает. Паша не любит день. И он терпеливо ждёт вечера, потому что точно знает, что к нему придёт Анн. Придёт, спрыгнет с подоконника, протянет руку и скажет - пошли играть, Пашка! И он даже знает, что ответит ей тогда. Он давно хотел так сказать, но всё почему-то не решался.
-А я смотрю-смотрю на тебя - ты такая красивая! Ты нежная, светлая, такая белая. Ты пахнешь чем-то терпким и сладким, приятным. Ты цветок. Можно я поцелую твои лепестки?
Анн только засмеялась нежным хрустальным смехом и обняла своего друга. Крепко-крепко, любя! Ей было очень приятно... она тоже его любила.
-Паш... - тихо шепчет она ему на ухо, не ослабляя объятий, - а давай ты будешь жить со мной?
Тот только улыбнулся. Конечно он согласен! Быть с ней - это же такое счастье!
По подоконнику, неуклюже, осторожно - он не такой лёгкий и ловкий, как Анн, Паша забирается и открывает окно настежь - и его торжественно приветствует Поль, накидывая на худые плечи тёплый пушистый платок из света.
-Пойдём, - кивнув на мерцающую серебристым лесенку от окошка до Луны, Анн берёт мальчика за руку и первая взбирается на ступеньки. - Устроим праздник в честь твоего приезда домой!
Паша расплывается в счастливой улыбке и идёт следом за ней. Домой, да. В его с Анн дом, где они будут счастливы и где никто не будет притворяться, что его на самом деле нет.
Следующим утром в комнате было тихо - никто не спал на старом и грязном матрасе, свернувшись в клубок, а ветер лениво гонял по старому линолеуму обрывки бумаги и бил о стену раму открытого окна. Никто и никогда не вспомнит о том, что тут кто-то был - грустил и радовался, дышал, надеялся. Потому что он сейчас в совсем-совсем другом месте, а небольшая милицейская машина везёт в морг то, что Пашей теперь назвать никак нельзя.
Фран | Вария. Отчаяние как восьмой смертный грех. Второе.
«Ярость. Это безумная пламенная вспышка.
Гордость. Это неукротимое стремление.
Лень. Это изящное убийство.
Зависть. Это каменная стена презрения.
Похоть. Это кружащее голову, ломающее, болезненное чувство наслаждения.
Обжорство было уничтожено.
Жадность сгубила сама себя.»
...
Расслабленно вдыхая палёный и горький, вологий воздух, Фран как сквозь водяную призму смотрит вперёд. Смотрит и не видит. Ничего. Никогда. Перед ним - смерть. Позади - смерть. Слева и справа - ... ну да, тоже смерть. Везде она одна и та же, только приходит совершенно по-разному, потому что зовут её совершенно разные люди.
И он, Фран, её тоже зовёт. Чужими руками, сторонним оружием, он проливает чью-то кровь, приглашая эту странную даму, в которую без ума влюблён принц. Фран постоянно слышит, как он признаётся ей в любви - смеясь, вздыхая, не переставая лить в подарок ещё, ещё крови!
Франу на это, вобщем-то, плевать. У каждого свои милые причуды и заскоки семпая были не самым страшным происшествием в его жизни. Фран закрывает усталые глаза, пока его никто не видит и говорит про себя: «отстань.»
Никто не знает - хотя и догадывается - что за спиной у Франа стоит персональный демон из ада, который его клеймил числом зверя и заковал в особые кандалы. Этот демон - тощий, кожистый, с рваными мощными крыльями, нагой и яростный, насмешливо шепчет Франу одно и то же, каждое новое утро, каждый божий день, каждый проклятый вечер, каждую адскую ночь...
«Ярость пленит власть. В этом её слабость.
Гордость слабит безумное влечение вперёд. В том её брешь.
Лень сковывает сама себя - убивает. Это не остановить.
Зависть пускает смертельный яд по венам. Сначала по своим собственным.
Похоть уничтожит себя в радостном танце прелюбодеяния. Всего лишь случайно отвлёкшись.»
...
«И что?» - устало спросит у него Фран, не оборачиваясь.
И он ответит. Ответит то, о чём Фран и без него знает прекрасно, но что слушать так отчаянно-больно.
«Отчаяние. Это пустота, которая рада выгрызть кусочек из чьего-то горла, чтобы быть хоть чем-то.
Отчаяние никогда не сможет себя убить. Отчаяние нельзя убить. В этом его главная слабость.»
...
Фран закрывает глаза. На душе очень тяжело - кандалы со знаком зверя упорно тянут вниз.
«Отстань.»
8YB!Сквало | 8YB!Бельфегор. Реанимация. Сжимать прохладную ладонь. NH! Первое.
-Бел, блядь...!
И автоматная очередь. И фонтанчики, фейерверки тёплой, гордой крови справа от груди выплёскиваются экзотичным, тёмным цветком-волной, разрастаясь по тонкой белой рубашке и утягивая вниз. Капельки праздника, они мягко ложатся на лицо и руки принца, который молниеносно метнулся вперёд из-за спины напарника, как только стихли звуки выстрелов.
Бельфегор бежит - по дуге, петляет, больно закусывая губу. Маленький мальчик в белой рубашке - очень явная мишень на чёрном пепелище сожженного дома. Мальчик в белой рубашке - их было двое. Один, что постарше, уже упал под пулями, с диким матом заслоняя собой младшего.
А Бельфегор бежит, уворачивается, уходит от пуль. Сосредоточенно смотрит на тех, кто стоит на ещё горящих останках, думает, думает, думает...
Принц улыбнулся. Он всё правильно придумал.
Пиииип. Вдох. Шипение кислородной маски. Пииииииип. Выдох. Снова шипение.
Скуало открывает глаза. И сразу же закрывает - ничего дельного он не увидел, а голова от смазанных красок начинает дико болеть и кружиться. Слабо выматерившись сквозь зубы и скрывая за грязной руганью стон Супербия облегчённо понимает, что он жив. В который раз - жив. И был бы сейчас куда живее, если бы не...
-Проснулся, - слышится слева весёлый голосок. «Удавил бы тварь,» - с ненавистью думает Скуало, но открывать глаза и смотреть на принца всё-таки не стал. Больно много чести будет. Бельфегор хмыкает - понимающе, по-взрослому так, - и рассказывает. Нет, не так. Это взрослые рассказывают сказки детям. А принц уже сам был взрослый - он докладывал старшему по званию события пошедшей операции. Умный мальчик. Если бы Супербия мог бы сейчас шевелиться быстрее, чем замёрзшая улитка, ох и надавал бы он сейчас принцу пиздюлей. От всей души.
-Всё кончилось полчаса назад. Принц всех убил, - Бельфегор заканчивает свой импровизированный рапорт. - Мы в реанимации в больнице двумя кварталами дальше от места проведения операции.
Меньше года в Варии, крысёныш. А ведь и не скажешь, что малявка безрукая.
-Так близко, потому что Принцу было сложно тебя тащить, - голос мальчишки не выражал ни одной эмоции. Как будто "сложно тащить" умирающее тело этому хлюпику было примерно так же, как самому Супербии было сложно, скажем, вести себя тише обычного. - Ты мог умереть.
-Бель, - тихо хрипит Скуало. Не сдержался, выплеснул злобу. - Если бы ты, сучий сын, не подставил меня...
Бельфегор мягко закрывает тёплой ладонью рот мечника. От мальчика веет спокойствием настолько же сильно, насколько от самого Скуало - ненавистью ко всему без разбора и мелкому в частности.
-То мы бы провалились. Принц всё рассчитал. Нужен был щит, чтобы Принц мог добежать и убить их, - Бельфегор говорит так уверенно, что Скуало невольно ему поверил на мгновение.
-Принц знал, что так будет, - всё так же спокойно продолжал мальчик. Ровным тоном он сообщил, что намерено подставил своим поведением Супербию под пули. - Так ты не мешался Принцу и выиграл немного времени.
Мальчик задумчиво сжимал тёплыми руками прохладную ладонь Скуало и молча слушал всё, что мечник о нём думал. На взгляд принца это выглядело забавно - весь в бинтах, под капельницей, кардиограмма еле от прямой линии отличается...
-Эй, Скуало, - вдруг говорит Бельфегор, - Заканчивай побыстрее, нас Леви ждёт.
Супербия только матерится. Сейчас он больше ничего не может.
TYL!Сквало. «Дождь смывает воспоминания?..» Ловить капли дождя. NH!
Все обиды смоет дождь,
Вызывая взглядом дрожь.
Ты стоишь, а чуть дыша
Тают времени цвета...
Вызывая взглядом дрожь.
Ты стоишь, а чуть дыша
Тают времени цвета...
Реквием. Дождь - как реквием. Скуало, если быть честным, было всегда глубоко плевать на это - «дождь», «ураган», «туман»... Идиотизм всё это. Смысл не в стихиях, смысл в воле. В убийстве. Принц смеялся, мягко, мелодично выдыхая: «глупая акула...». Принц любил свой атрибут и ценил его, только вот Супербии было от этого ни горячо, ни холодно. Мечник считал это глупостью.
Он считал это глупостью ещё до боя дождя в Конфликте Колец, он продолжал считать подобное ересью во время открытий свойств пламени и изобретения коробочек. И даже получив собственное животное из крохотного чудо-ларчика, Скуало не придал этому большое значение. У него всегда были более важные дела и мысли.
Мир жесток, как ты и я
И не по правилам игра.
Игра, в которой нет начала,
Игра, в которой нет конца.
И не по правилам игра.
Игра, в которой нет начала,
Игра, в которой нет конца.
Скуало иногда вспоминал, с чего всё начиналось. Тогда, когда он сказал, что пойдёт за гневом Занзаса. И чем становился старше, тем призрачней и смазанней становились воспоминания, хоть и Супербия клялся сам себе, что никогда, никогда не забудет. Не забудет о том, "зачем?", не забудет о том, "когда?", не забудет... а забыл.
Скуало закрывает глаза. Скуало слышит тихий смех - кажется, Бельфегор до сих пор не смирился со смертью Маммон, хотя со дня смерти пошла уже неделя. Скуало чувствует еле различимую дрожь стен - тот самый гнев, который его так восхищает. Честно восхищает, до сих пор. Только вот почему - забыл.
Реквием. Это последняя песня в жизни. После неё можно всё забыть. Дождь - как реквием.
В Италии почти всегда тепло и редко идут дожди. Такие, прямо ливни, как сейчас. Небо не плачет - стонет. Капли с силой ударяют по стёклам, крышам, зонтам и асфальту. Супербия подходит к открытому окну - и его сразу же окатывает холодной моросью дождя. Дождя...
Стянув с правой руки перчатку, Скуало протягивает руку вперёд, ловя бешеные капли. Вода спешно бьёт кожу, даже почти больно. Редко увидишь в солнечной Италии такой дождь.
Тихо подошёл Бель, облокотившись на подоконник. Ему, верно, хотелось что-то сказать, но он молчал и тоже смотрел на ливень. Капли дождя били в лицо. Скуало расслабленно думал о чём-то своём, принц чуточку зло улыбался. Минута спокойствия - больше им в этом аду не положено.
Все победы смоет дождь...!
-Как реквием, - произносит принц. - Дождь смывает воспоминания?
-Надоел, - морщится Супербия, отходя от окна. - Я же тебе уже говорил...
-А жаль, - перебивает принц, неотрывно следя за слабеющими каплями.
AD!Маммон/Бельфегор. Ледяные кончики пальцев. Третье
Бельфегор улыбается. Можно было бы сказать, что он улыбается как кот, но это был бы совершенной неправдой. Принц улыбался той улыбкой, что была свойственна только ему - тихо, чуть-чуть насмешливо, с искоркой издёвки.
Маммон знает, что он скажет в следующую секунду и уже приготовилась раздражённо отвечать принцу, что он несёт вздор, но... вместо этого раздаётся только мягкий смех и Бельфегор неторопливо кладёт палец на губы аркобалено.
- Вредина, - весело сказал Бельфегор. - А ведь Принц только хотел спросить у тебя, какой сегодня курс евро по отношению к доллару.
Маммоне почему-то очень хочется укусить принца за палец, но она только псевдо-равнодушно молчит, слушая весёлый смех. Ледяные кончики пальцев легко-легко, почти неощутимо скользят по пухлым губам, белым щекам, острым полоскам на лице. Бельфегор обнимает аркобалено, согревая свои руки теплом её тела, немного устало прячет лицо на её плече, точно ребёнок, которым он никогда и не был.
- Не отвлекай, - тихо говорит Вайпер. Ей от принца нужно только это. Остальное он даёт ей и так.
TYL!Тсуна. Вычеркивать из записной книжки погибших союзников. Второе.
«Лонгчамп Найто. Двадцать пять лет. Седьмое января.»
«Пантера. Двадцать четыре года. Седьмое января.»
Цуна смотрит на неровные, немного размашистые строчки невидящим взглядом. До восьмого января осталось каких-то пять минут.
«Лунга. Двадцать лет. Седьмое января.»
«Мангуста. Сорок лет. Седьмое января.»
Писать физически больно. Нет слёз, нет горечи. Нет ни весельчака Найто, ни молчуньи Пантеры. Суетливого Мангусты и серьёзного Лунги тоже нет. Просто нет. Остались только пятна крови на капоте серебристого форда, да изящная шляпка со снятым скальпом. Не убереглись. Не уберёг. Нет. Ни-че-го.
«Томассо.»
Цуна вздыхает и в каком-то порыве то ли горечи, то ли злобы крест-накрест перечёркивает страницу и резко отбрасывает ежедневник в сторону. Веки устало опускаются, из лёгких вырывается - с большим трудом, такой скованный - усталый вздох. Завтра, помимо всего прочего, он должен успеть на похороны.
Отдохните там, ребята.
fem!Маммон | Бельфегор. "Покажи мне иллюзию, в которой я захотел бы остаться" Второе.
Принц широко улыбается, приторно, мягко. Как маленький дьяволёнок-искуситель. Принц нежный, изысканный, очень-очень чуткий - как нечто крайне дорогое, вроде фарфоровой куклы, которая почти как живая, на заказ, от знаменитого мастера... впрочем, юный принц и так живой - только ветерок, что слышится в его голосе, крайне холоден. Или же наоборот - весел, но той злой радостью, которую не всем взрослым дано понять.
Весел, как сейчас. Зло, тихо - маленький затаившийся... нет, не так. Принц был весел, точно сын Смерти на своём дне рождения. Вокруг подарки, любовь и внимание. Всё только для него одного. Сын Смерти на своём празднике.
Если бы принц был постарше, то можно было бы сказать, что он сейчас, как пьяный. Однако для восьмилетнего ребёнка такое сравнение будет неправильным, пускай Бельфегор и был насквозь порочен, как только могут быть порочны такие дети, как он.
Маммона вздохнула и в очередной раз прокляла своё дурное воображение. Все иллюзионисты мыслили яркими, быстрыми, сильными образами - но при таком близком соседстве с Бельфегором образы были дай Боже какие... Сын Смерти... а отец кто, сам Дьявол? Тогда не удивительно, что...
Маленький принц аккуратно держал аркобалено на руках - так надёжно, так правильно. Иногда кажется, всё, что про него думаешь, есть полнейший бред. И только звук так сладко дрожащего от жажды убивать голоса возвращает в реальность.
-Эй, Маммон, - мягко, едва слышно шепчет Бельфегор, прижимая аркобалено к себе покрепче. Вайпер молча оборачивается и вздрагивает при виде улыбки принца. Ей иногда кажется, что Бельфегор взаправду хочет её убить. И когда он так улыбается глядя на неё, сомнений почти не остаётся.
-Принц устал, - и в голосе действительно слышится усталость. Как от долгой и тяжёлой жизни - такая усталость никак не может быть в голосе ребёнка. - Маммон.
Бельфегор требует внимания к своей персоне. И Бельфегор его всегда получает. Ещё бы он время выбирал подходящее...
-Покажи Принцу иллюзию.
-Какую? - Вайпер чувствует, как разговор начинает напоминать фантасмагорический бред одного маленького мальчика. Однако это ничего не значит, пока ей платят. Наверное...
-Покажи Принцу иллюзию, - медленно говорит Бельфегор, глядя только вперёд, - в которой Принц захотел бы остаться.
«Воооой! Бел, пошёл! Он на три от тебя!» - кажется, возвращаться откуда-то в реальность вот так очень больно. Однако принц не жалуется. Некогда. Выпустив Маммону из рук, он молнией метнулся к указанному месту, надёжно скрытый от посторонних глаз иллюзией. Не той, что он просил показать. Совсем не той. Но она и не нужна.
«Зачем тебе иллюзия, Бел? У тебя есть жизнь.» - Маммона никогда не скажет этого вслух. За это не платят денег.
Алый матовый дождь барабанит в асфальт, украшает разводами белую, нежную кожу, красит алым улыбку. Алый дождь - для него вряд ли есть что-то прекрасней.
«Да и... лучше чем есть, всё равно не получится.» - нехотя признаёт аркобалено.
Внезапно! Ямамото. "Они никогда не узнают всей правды". Второе.Ямамото. "Они никогда не узнают всей правды". Второе.
Всё по-настоящему плохо тогда, когда плачет тот, у кого в трудный час все ищут утешения.
Такеши улыбается - ярко, беззаботно и легко. Он дарит свою улыбку, частичку радости, души. Он хочет, чтобы всё было хорошо. Чтобы его друзья - друзья, вы понимаете?! - не волновались ни о чём. Чтобы они смотрели на него, такого постоянного и счастливого и знали, что мир никогда не рухнет. Потому что он улыбается.
Чтобы отец знал, что у него есть надёжная опора и помощь - Такеши бесконечно уважает и почитает своего отца за всё. Возвращая улыбку, желая отдать любовь и продлить минутку счастья. Ведь Дождь Вонголы знает, что будет с его отцом через десять лет. Что будет с друзьями - он видел.
Ему больно это знать. Такеши никогда не хотел бы такой жизни, он хотел бы никогда не понимать, что мафия - это не игра малыша Реборна. Он бы с радостью забыл, чтобы не кусать по ночам губы в кровь от... бессилия?
Ямамото Такеши, бейсбольный придурок. Частичка счастья, жизни. Успокоение Вонголы, прохладный летний Дождь.
Они никогда не узнают всей правды. О бессонных ночах, о сумрачных мыслях, боли в груди и противоречиях.
Летний дождь и улыбка. Писк кардиограммы и шипение кислородной маски.
«Ребята, я так бы хотел, чтобы вы были счастливы».
Обзорам: