Просто текстовые авки. Двенадцать штук.

@темы: Аватарко

---

Минус пять и астигматизм. Окулисты - позитивные бабки. Таблетки обещали прописать вкусные.
Завтра будут новые очки. Вместо них я мог бы заказать с ебея парик на Гуми. Но очки, как ни крути, нужнее парика, пускай даже на Гуми.

@темы: Три грамма героина, Что-то извне, Что-то мутное

---

Сияй

После того, как мой мир перевернулся вверх ногами, он ещё долго не хотел приходить в своё обычное русло. Сначала мне показалось, что во мне снова что-то резко меняется, но я был не совсем прав. Во мне ничего не изменилось, просто в моём внутреннем упорядоченном хаосе наконец всё стало на свои места. Она стала завершающей частью, последним элементом, заполнившим мою жизнь.
Кажется, подобное люди зовут простым человеческим счастьем.
Мы и в самом деле были отличной парой. Мне хотелось бы думать – лучшей из всех. Глядя на нас, люди говорили, что я наконец остепенился, что я стал взрослым и серьёзным человеком. Бегали слушки. Разные – они доходили до меня и улыбался. Смешно знать столько неправдивой правды о себе, которая возникает лишь от того, что ты был замечен идущий под руку с необыкновенно красивой девушкой в роскошном платье. Со своей необыкновенно красивой девушкой. Только, говоря, что она «моя» люди даже не подозревали, какой смысл вкладывается в это незатейливое слово.
Девушки завидовали ей, я, не смотря на все свои странности, был желанным женихом. Они не понимали, чего я нашёл в этой безэмоциональной ледышке с тремя эмоциями на лице. Дуры. Но в одном они правы – я никому и никогда не покажу, какой восхитительно хрупкой и ломко-болезненной жертвой она становится для меня и какой на удивление пылкой любовницей является. Она – только моя и ни с кем делиться я не намерен.
Она встречает меня ранним вечером дома после работы, одетая в платье горничной. Тихая, но не скромная, с плавными движениями, она успокаивала мой разум, всё-таки нервная у меня работа. Чудесный ужин и приятная беседа. Пожалуй, у меня никогда не было такого приятного собеседника. Я не знаю, умеет ли она читать мои мыли, но она всегда откуда-то точно знает, что мне нужно.
Потом на улице темнеет и я её убиваю. Это почти что ритуал.
Я не повторяюсь в своих пытках – разве что самую малость. Не смотря на то, что я от неё без ума, я жесток. Может быть, даже ещё более чем когда-либо с другими. Со временем моё понятие «нежности» стало воистину странным, я терял границу между ним и жестокостью. Я убивал её очень нежно, я просто задыхался от тех эмоций, что испытывал к ней. Кажется, таких и нет на свете. Наверное тем более странно, что её тело после убийства мало походило на тело человека, настолько изувеченное, что… я не знаю.
Ломая её кости, вспарывая её плоть, вырывая из горла куски вместе с криками я понимал, что готов продать ей не только душу. Меня трясло, как от лихорадки, иногда даже, независимо от меня, из глаз текли слёзы. Слёзы счастья? Когда она лежит на моих руках, изломанная, и тянет к моему лицу руки, пачкая шею и щёки кровью, стучит дрожащими пальцами по стёклам очков, стирает эти слёзы – и улыбается. Самое страшное и самое красивое зрелище на земле.
Иногда мне интересно, о чём же она думает? Я не могу влезть к ней в душу и дело вовсе не в профессиональной этике. Просто нет у неё души. Мысли… какие у неё мысли, раз она даже и не совсем человек? Я не знаю. И, глядя на эту улыбку, я не уверен, что хочу знать.
Эта улыбка меня не злит и не страшит. Она... хм. Наверное, это нельзя ни с чем сравнить, это то особенное, что есть между нами. Ведь никто не может улыбаться сквозь слёзы боли, никто не может улыбаться во время пыток. Только она – для меня.
Хрипя и задыхаясь от повреждённой трахеи, с пятью толстыми иглами в шее, закрывающими приток крови к мозгу, поломанными пальцами слепо шарит по моему лицу, царапая кожу остовом костей – хочет мне что-то сказать. Я и так знаю, что она мне скажет: «мне не страшно. Я не боюсь». А я тихо, почти безумно смеюсь, склоняясь над ней, целую в закоченевшие губы, согреваю почти мёртвое тело своим тёплым дыханием, лихорадкой своей одержимости ею. Конечно, зачем ей меня бояться? Я никогда не сделаю для неё ничего плохого. В конце-концов, я продал ей душу, мысли, может даже разум…
Она умирает, тихо и изящно угасает, как перегоревшая свеча.
Покачиваясь, на нетвёрдых ногах я ухожу из подвала, чтобы придти в себя в то время, пока она будет оживать. Мне требуется час или два, чтобы снова научиться дышать и чтобы моё сердце снова билось мерно, а не скакало в коматозных прыжках, за раз пропуская три-четыре такта.
Я засыпаю, едва мои руки перестают подрагивать от эйфории. Но всегда просыпаюсь в пять утра, минута в минуту, точно в моей голове есть часы. Просыпаюсь сразу и резко, без какой-либо вялости или сонливости, с кристальной ясностью в голове. Поднимаюсь с кресла или кровати, где спал и снова спускаюсь в подвал. Она уже ожила и надо помочь ей собраться по частям. В одиночку это сложно сделать.
Медленно загорался рассвет. Плотно зашторенные окна подсвечивались изнутри лениво потягивающимся солнцем, оно же светило в зарешеченное окошко подвала.
- Рано ты сегодня, - мягко выдыхаю я, улыбаясь. Уже может стоять… ну да, я в этот раз не ломал её ноги, смерть наступила скорее от шока. Но, наверное, это ещё тяжело. Ей надо сесть или лечь.
Она не ответила. Не обернулась, всё так же стояла спиной ко мне, глядя в крохотное окошко, где светило слепящее яркое, тёплое и раннее весеннее солнце. Точно там было что-то важное или интересное.
- Я сияю в твоей тени, - вдруг произносит она. Чисто и ясно, но дрогнувшим, неуловимо сорвавшимся голосом. И снова замолкает, оставляя меня в лёгком оцепенении. Она плачет.
Нахмурившись, я быстро схожу со ступенек и подхожу к ней. Разворачиваю лицом к себе и внимательно изучаю её лицо: слёзы, чертящие дорожки по застывшей на щеках крови, её потёки на шее, дрожащие губы, опрокинутый, стеклянный взгляд. Мне не нравится то, что я вижу. Это почти как ревность. Глупая, необоснованная… но это же ревность, что с неё возьмёшь?
- Ты, кажется, обещала, что будешь плакать только для меня. Но никак не для какого-то солнца.
- Я плачу для тебя, потому что мое солнце - ты, а то, что светит за окном - лишь жалкая пародия.
Вот так. Ну что же, сияй. Роняй слёзы, как бусины света, тихо всхлипывай и свети. Для меня.
Мои губы трогает то ли улыбка, то ли усмешка – настолько же злая, насколько и нежная. Я ловлю её руки, уже зажившие, переплетаю замком свои и её пальцы и притягиваю к себе, осторожно и нежно целуя. Она замирает, как будто бы в недоверии, точно я не поверил её словам, настороженная и напряжённая – но не надолго.
Её тяжёлые от слёз ресницы опускаются, а сама она снова становится собой, мягкой и расслабленной, не скованной и потрясающей. Губы скользят по её губам, по щекам, собирая слёзы, поцелуй долгий и прерывистый, медленный, страстный. Моя рука дрогнула – её кости тихонько хрустят.
Она плачет, сияя. А я восхищаюсь ей.

@темы: История одного маньяка, Песни тибетских лам

---

История одного маньяка

Я долгое время думал, что я совершенно обыкновенный, нормальный. Лет, наверное, до шестнадцати-семнадцати я точно был совсем обычным мальчишкой. Дрался со сверстниками, которые дразнили меня из-за очков, задирал девчонок… потом вырос. Вырос, и вдруг всё как-то изменилось, ну как это обычно бывает. Парни, окружавшие меня, вдруг потеряли всю свою спесь – я, может, и проигрывал им в драках, но на язык был острее, а во взрослой жизни чаще умение болтать ценится выше. А девушки из захмурышек с чудными хвостиками и драными коленками превратились в прелестных созданий, на которых без восхищения смотреть было никак нельзя. Кажется, в тот момент я только-только окончил школу и поступил в институт.
Во мне неуловимо менялось всё. Из дерзкого, но довольно тихого и неконфликтного парня, почти книжного червя, я вдруг стал наглым и нахальным, эпатажным дамским угодником. Да. Не мог пройти мимо любой симпатичной девчонки, менял их точно перчатки. Я был хорошим студентом, я любил свою специальность – я был психологом – и я использовал свои знания человеческой психики для того, чтобы ещё лучше дурить девушкам головы. Особенное удовольствие мне доставляло доводить их до истерик, я буквально упивался ощущением того, что очередная наивная дурочка из-за меня страдает, плачет в подушку и пишет у себя на тонкой ручке моё имя лезвием. Я обожал это, и, в итоге, только этот результат и стал желанным. Я стал виртуозным палачом душевной боли, маэстро подлянок и гением тонкого шантажа.
Тогда я и стал задумываться над тем, что со мной, наверное, что-то не так. Я разговаривал сам с собой, пытаясь понять, что же всё-таки плеснуло мне в голову. Я вёл беседы со своей очередной девушкой, я разговаривал с приятелем – друзей у меня как-то никогда не было. В итоге я решил плюнуть на это дело, в конце-концов, что, в мире мало садистов?
А потом одна чудесная леди с небесно-голубыми глазами и очаровательным личиком покончила с жизнью самоубийством. Обвинили в этом учёбу, но я точно знал, что она не выдержала моих издевательств над ней. Я присутствовал на опознании: она лежала в до краёв наполненной ванне, в уже остывшей воде, а её тонкую, почти что бумажную белую кожу росчерками пересекали глубокие борозды порезов бритвы. Умница девочка, резала вены по науке – вдоль, а не поперёк. Как я учил.
Это зрелище было на тот момент самым прекрасным из тех, что я видел. Я не мог оторвать взгляда от тела в воде – она была прекрасна! Она умерла из-за меня. Эта мысль меня будоражила, она не давала мне спокойно дышать, думать и стоять и я упал на колени рядом с ванной, прижимая к своей груди её руки. Это было потрясающе… я её убил. Сердце колотилось так сладко и так быстро, точно я был зелёным мальчишкой, случайно поймавший взгляд своей первой любви. Остальные, конечно, подумали, что я потрясён видеть свою девушку мёртвой и что меня это глубоко ранило, ведь я же её, несомненно, любил… ха-ха. Я был потрясён не этим. В тот момент я чётко осознал, что хочу убить ещё одну. Но уже своими руками.
Так я стал серийным маньяком-убийцей.
Мой родной город был огромным мегаполисом, а я был слишком умён, чтобы попасться в руки к погрязшим в пучины коррупции и бюрократии полисменам. Убивать себе я позволял нечасто, а от тел избавлялся с изрядным воображением и смекалкой. Плюс ко всему я работал в большой больнице и под моей рукой всегда был морг, который охранял вечно пьяный старикан.
Мной пугали девочек. Обо мне писали в газетах. Меня искали. Мне даже дали жуткое прозвище, обо мне писали научные статьи… психологи в том числе, они хотели понять мои мотивы. Если бы у меня был стаж побольше и я был чуть старше, то возможно меня бы тоже привлекли в дело и я бы искал сам себя. Однако нет, и я был для всех лишь милым улыбчивым юношей, прячущим слабые глаза за стёклами тонких очков. За наглость меня любили, за ум поощряли. Мне даже стало немного скучно, душно. Я боялся, что перестану получать удовольствие от жизни и даже смерти мох жертв вдруг перестали меня заводить.
А потом мир перевернулся вверх ногами.
Банально, но я встретил Её. Именно так. Она была милой девушкой чуть-чуть младше меня – и она была очаровательна. Невысокая, белокожая, с иссиня-черными волосами и бескровными бледно-розовыми губками, хрупкая и волшебная. Тут было бы уместно сравнение «как фарфоровая куколка» - но любая статуэтка, даже сделанная непревзойдённым мастером, была бы грубой и неуклюжей грудой шлифованного фарфора рядом с этой девушкой.
Если бы моё чёрствое сердце умело любить, я бы сказал, что влюбился. Но я знал, что могу лишь быть одержим ужасными страстями, которые бывают хуже некоторых пороков.
Я любил красиво ухаживать за девушками, я просто обожал писать им стихи, танцевать и целоваться с ними под луной… ну прочая пошлая в наш век романтика, от которой дурочки тают, умницы настораживаются, а простушки портят. Ухаживая за это девушкой я получил экстаз не меньший, чем от убийства. Она была совершенна не только внешне, она была совершенна в абсолюте. Тихая и плавная, с мелодичным глубоким голосом и немного скованными движениями, она была просто потрясающей жертвой для меня. Она была точно создана только для того, чтобы я её убил и я не был бы джентльменом, если бы поступил с ней иначе. Она была бесподобна, она кричала и плакала, она билась от боли, задыхалась и медленно, очень красиво умирала от моих рук.
Я хотел бы убивать её вечно.
Очень жаль, что человек смертен лишь один раз, очень жаль. Эта девушка держала меня безумно сильно – я был готов продать ей свою душу. Только… она поднялась из подвала, где я временно хранил тела. Живая. Конечно, я не поверил своим глазам и тотчас решил, что у меня галлюцинации, докатился – уже давно было пора ставить себе диагноз. Но всё же галлюцинации не могут быть такими явными. Зомби? Вампир? Призрак? Какой антинаучный бред, а я ещё кандидатскую хочу защищать… Девушка начала говорить. Она хотела, чтобы я её убивал. Странная, просто до дрожи и нервного смеха странная просьба… но она обратилась к нужному человеку. Я ведь всё-таки одержимый маньяк, убийца.
Она умеет воскресать – я долго не мог привыкнуть к этой мысли. Но она оживала каждый раз после того, как я её убивал. Это было похоже на сон, на мою самую сокровенную фантазию, на что угодно кроме реальности. Но это была реальность. И всё остальное мне резко стало безразлично.
Я продал ей свою душу. А она стала моей мёртвой женой.
Мы по-своему любили друг друга. Я любил убивать её, а она любила умирать от моих рук.

@темы: История одного маньяка, Песни тибетских лам

---

Фанонный BM без начала и конца. Начало потом напишу.

- Сколько ты стоишь?
На секунду Маммон впадает в ступор. Слишком быстрый и внезапный вопрос - как так? Почему вдруг...
- Ну так? Сколько, Маммон?
Бельфегор даже не поднял головы от бумаг, которые читал. Глупо бы было предположить, что принц кроме убийств в Варии ничем не занимается. Ещё как занимается. Не так самоотверженно, как, например, Леви - но свою часть работы и ещё немного он выполняет идеально. Как и аркобалено... но ещё чуть-чуть - и она выронит ручку из вдруг ослабших пальцев.
- Твоё молчание невозможно расценить, как ответ, - хмыкает принц, читая строчки сухого текста с бумаги, украшенной гербом Вонголы. Странно, но большую часть перекрёстных с Вонголой дел доверяли вести именно принцу и справлялся он замечательно.
- Отчего такой вопрос? - наконец выдаёт Маммон, совладав с собой. Вообще принц редко спрашивает что-то из праздного любопытства. Значит... нет, быть не может. Внутри крохотного проклятого тельца поселилось странное чувство - оно было приятным, как сладкая, почти вульгарная, интимная истома, ожидание чего-то будоражащего и заводящего, почти как ожидание секса с долгожданным партнёром. Но с другой стороны сердце аркобалено точила гадкая неприязнь, ненависть и отчуждение к Бельфегору, точно он - сосредоточение всех зол и неудач аркобалено.
- Принц хочет купить тебя, - будничным тоном заявляет Бельфегор, быстро печатая что-то в вордовском файле. - Ну так сколько? И как с тобой нужно будет рассчитываться, в какой валюте? Может, стоит заключить договор о купле-продаже?
Точно не человека купить собирался, а вещь. Впрочем, отчего «точно»? Она для него и есть вещь - игрушка, занятная говорящая игрушка с парой интересных бонусов. По настроению может язвить, иногда позволяет себя тискать. Прямо полный сервис. Ни улыбки, ни насмешки - холодный расчёт. Перед аркобалено принц уже давно не притворяется и нельзя сказать, было это плюсом или минусом.
- Muh, - вздыхает Маммон, крепко задумываясь над словами Бельфегора. Ей предложение не нравилось. Она не понимала почему - сделка, предложенная потрошителем, была более чем выгодна для неё. Но почему-то так и подмывало отказаться. От денег. Отказаться. «Неужто я схожу с ума?», - думает аркобалено, глядя на Бельфегора и её уверенность в том, что она не хочет продавать себя только укрепилась.
- Маммон, - Бельфегор отвлёкся от своей работы и обратил внимание на аркобалено. - Ты слушаешь Принца?
- Как раз обдумываю твоё предложение, Бел, - немедленно отозвалась Вайпер. Принц засмеялся, услышав холодные нотки в её голосе - он почувствовал раздражение, пускай оно было и хорошо скрыто. Бельфегору не было весело, а смеялся оттого, что... Маммон не знала. Она хорошо понимала его смех, но не всегда.
- Обдумай, - кивнул принц, возвращаясь к своим делам. У него и впрямь на сегодня выдалось много работы, он не двигался с места весь день.
Маммон думала. И чем больше думала, тем больше ей не нравилось и тем больше она не понимала, почему так. Та же интонация, тот же голос и такой же невозможный для простого человека вопрос. Маммон думала. Она сначала решила, что ей показался подвох в словах Бельфегора... но его не было. Он говорил абсолютно прямо и серьёзно. Принц просто хотел её купить.
Аркобалено кусает губки, терзаясь жадностью. Она не хочет продавать себя! Эгоизм борется с жадностью, они душат друг друга цепкими пальцами, пытаясь сожрать друг друга и её заодно - Маммон колеблется. Пустяковая же сделка, даже не изменится ничего, а она получит много, в самом деле - очень много денег.
Шуршат листы бумаги, щёлкают кнопки компьютера - принц расслабленно ждёт ответа. Кажется, ему даже всё равно, какой ответ он услышит. Маммон с ужасом понимает, что... злится! Да-да, это крошечное чувство, что шевельнулось в ней, определённо было злостью. Аркобалено тихо злилась на Бельфегора, который задал ей каверзный вопрос. Дело ведь было вовсе не в цене и не в гордости, а в кое-чём, что знают только они.
- Ну так ты подумала? - Принц закрывает крышку ноутбука и поднимается со своего места, устало выпрямляясь. Помедлил немного, расправил плечи, хрустнув спиной и подошёл к высокому стулу, на котором сидит аркобалено.
- Да, - всё так же сухо отвечает она, не оглядываясь на вставшего позади Бельфегора. Обдумать-то обдумала, но вот с жадностью ещё не договорилась. Ну и ещё с парой персонажей...
- Ты не хочешь, - говорит принц и отодвигает стул. - Тебе сразу не понравился вопрос Принца.
Бельфегор снова непонятно смеётся и берёт её на руки, прижимая к себе. Маммон же хмуро молчит, не находя, что ответить. Она ещё не разобралась в том, что хочет сказать этому маленькому наглецу, но это однозначно будет что-то резкое. Немного не в её стиле, но ситуация требует нестандартных подходов.
- Маммон, - губы принца ласково касаются тёплой щёчки аркобалено. Он крепко прижимает крохотное тельце к себе, он держит её надёжно - так привычно. Кажется, нет места привычнее, удобнее и надёжнее. Но Маммон об этом не думает. Она этого никогда не замечала - это данность. Аркобалено лихорадочно думает, отчего же она не хочет соглашаться, отчего она не хочет просто так, практически даром взять миллионы. Почему ей так не понравился этот вопрос?
- Какая же ты глупая~ Нельзя купить то, что бесценно.
Маммон вздыхает - она поняла. В том вопросе не было этих мягких и вкрадчивых интонаций, которые так обычны для Бельфегора. В том вопросе не было ничего - ничего особенного, ничего важного и ничего личного. Он был риторическим.
- На троечку комплимент, Бель, - отзывается аркобалено и ей точно стало проще с ним разговаривать. Принц смеётся - он немного зол.
Но, в конце-концов, она ему обещала нечто большее, как и он ей.

@темы: Карамель-трава, Песни тибетских лам

---

И похер, что никто не поймёт. Зато я крут!

@темы: Бредология мига, Поиграем в Вандервайза

---

Широ. Не грусти.

@темы: Аватарко, Такое бывает нечасто, Что-то мутное

---

Автор: Karamelle
Фендом: Vocaloid.
Название: Теория и практика любовных отношений. Экзамен.
Жанр: Смешная повседневность.
Тип: джен.
Размер: драббл.
Рейтинг: PG-13 за мат.
Персонажи: Акайто, Хацуне Мику, Мейко, Мегурине Лука, Мейто, Тайто.
Пейринг: все/мозг Акайто, Акайто/йобаный стыд, Акайто/Мику.
Предупреждения: автор свято верит в то, что Акайто и Мейто - быдло-куны. Автор курил. Смысла нет. Не бечено.
Дисклаймер: персонажи – Yamaha Corporation и иже с ними создателям, бред – мой.
Саммари: тяжко быть идиотом...

- Блин, сколько можно? Вали отсюда!
Мику вжала голову в плечи, отвернувшись, и постаралась поплотнее вжаться в стену. Ей было немного стыдно, но ничего поделать с собой она не могла и потому очередной раз обрекла себя на выслушивание потока брани и негатива.
- Акайто, пожалуйста...
- Пожалуйста?! Да ты вообще думаешь, что говоришь?!
Акайто ударил кулаком в стену рядом с головой Мику. Хацуне вздрогнула, крепко зажмурившись, но не отшатнулась, стоически вытерпев. А Акайто едва не рычал от злости. Это большеглазое недоразумение, именуемое Хацуне Мику, приводило его в бешеную ярость уже на протяжении недели. Он даже не подозревал, что может ненавидеть кого-то так сильно, однако время показало, что не только может, но и будет.
Началось всё довольно невинно - со знаков внимания, которые Акайто вдруг начал получать от Мику. Какие-то мелочи, вроде приготовленного кофе с тонной сахара, сделавшего его невыносимо приторным пойлом или новый медиатор для гитары, разве что не подходящей модели. Мику и раньше была не в фаворитах красного, так как тот вообще недолюбливал милых сахарных девочек, но после её неуклюжих попыток привлечь внимание Акайто просто вспыхнул злобой. Апогеем всего этого стало признание Мику в том, что он ей нравится. Тогда, помнится, красный сказал ей нечто вроде: «ну и хуй с тобой» и ушёл. И, кажется, именно в этот памятный вечер Мику впервые в жизни напилась в компании Хаку, наполняя атмосферу парами ангста и трагедии о неразделённой любви. Впрочем, кого ебёт чужое горе? Правильно, кого угодно кроме Акайто. Однако на этом весёлая жизнь отнюдь не закончилась. Вот и сейчас...
- Ты вообще себе представляешь, как ты меня заебала?
Одним только Ямахе-ками-сама известно, почему Акайто не врезал ей, хотя и очень хотел. Может быть потому, что она всё-таки девушка (несмотря на все свои пороки Акайто извергом не был), а может быть потому, что у него и так полно проблем от этой хвостатой большеглазой нечисти и ещё одной красный обзавестись не желал.
- Короче. Пожалуйста, съеби с глаз моих наве...
Конец фразы Акайто проглотил, подавившись воздухом. Увлечённый избиением невинной, он не заметил за своей спиной затаившуюся, аки леопард на охоте, Мейко с лицом грозным и многообещающим. И, когда красный очередной раз открыл рот, чтобы сказать Мику гадость, Мейко попусту взяла в руки концы длинного красного шарфа и от души дёрнула на себя. Эффект был известный - парня дёрнуло в сторону от несчастной Хацуне и он едва не снёс Мейко спиной.
- Какого хера? - сдавленно поинтересовался Акайто, выдёргивая шарф из её рук и поправляя его так, чтобы он не душил.
- Большого, - холодно отчеканила Мейко, отвешивая красному увесистую оплеуху, - и толстого!
Акайто стоял, как оплёванный, с неподдельным интересом, переходящим в имбецильный ступор, глядя на Мейко. Такого поворота событий он не ожидал. Ещё более он не ожидал, что его станут бить за то, что он наорал на Мику. Ну как бить... Акайто был на добрых пол головы выше Мейко, которая к тому же была на каблуках и в любой момент мог взвалить её на плечо и унести куда угодно для каких угодно целей, так что пощёчины ему были не столько болезненны, сколько в новинку. Кожу так слегка пощипывало, но что же он, не мужик, не потерпит?
- Немедленно извинись перед Мику! - Мейко нахмурила брови и, должно быть, внушала ужас и священный трепетный страх. Однако на Акайто это не произвело должного впечатления.
- Эм... - парень приподнял бровь и вопросительно глянул на пышущую жаром справедливости Мейко. С одной стороны, чихать он на неё хотел - тоже выискалась всеобщая мамочка-утешительница. Но с другой стороны авторитет Мейко не признавать было нельзя. И сейчас этот авторитет навязчиво так давил на гордость Акайто.
- Мейко, - раздался полузадушенный голосок Мику. Ситуация разом накалилась до предела. - Я совсем не виню Акайто! Не надо его бить...
- Вот, слышала, - виновник драмы пожал плечами, даже не поглядев на Хацуне, которой большого усилия стоило сказать эти несчастные десять слов и ни разу не запнуться.
Аккуратно обойдя стоящую на пути Мейко, Акайто пошёл туда, куда он изначально и собирался. Мстительного взгляда в спину он не заметил, хотя, кажется, он должен был его ударить и повалить носом в пол, протащив для острастки вперёд ещё пару метров и, наконец, впечатать макушкой в какую-нибудь стену.

***

Символично попивая пиво марки «Kozel» из банки, Акайто расслаблено смотрел «Формулу-1», постигая дзена под жужжания гоночных болидов. О маленьком инциденте с Мику и Мейко полчаса назад он уже почти забыл - ему было хорошо и спокойно. Никто не трогал, никакие малявки-близнецы не прыгали перед монитором, не норовили заползать на колени и не дёргали за всё, что можно дёрнуть, пытаясь оторвать всё, что отрывается. Вобщем, у Акайто сейчас был небольшой персонифицированный рай. Недолгий.
Дверь резко распахнулась, гулко ударившись в стену, а в открывшийся дверной проём стремительно и грациозно, как танк на поле военных действий, вошла Лука. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, как она была зла. Акайто был не дурак, но очень успешно оным прикидывался, так что вместо того, чтобы поинтересоваться, что же так разгневало Великую и Ужасную Мегурине, он приветственно поднял банку с пивом и молча кивнул. Наивный, надеялся, что отмажется такой детской выходкой. Как же.
- Акайто, у тебя проблемы, - Лука встала напротив монитора, загораживая весь обзор. А там как раз был финальный круг. Тоска-а...
- Могла бы и подождать, когда заезд кончится, - пробурчал красный, выключая телевизор и допивая пиво. Конечно для Мегурине это был не повод - в некоторых вопросах она была ещё более резкой, чем Мейко. Лука села рядом с Акайто, демонстративно глядя куда угодно, только не на него.
- Или ты извиняешься перед Мику...
- Да блеять! - Акайто даже вскочил с насиженного места. - Отвалите вы от меня с этой идиоткой!
- ... или ты становишься нянькой Лена и Рин, - голос Мегурине был холоден, жесток, расчётлив и резал ничуть не хуже ножа. Уж кому, как не ей было известно, что больше всего на свете ненавидит Акайто.
- Ты... - Красный потерял на пару секунд возможность хамить, язвить и материться. Перспектива, описанная Лукой, была преотвратная. Детей Акайто не любил лишь немногим меньше Хацуне.
- К тому же, если ты не исправишься немедленно, - Лука, видимо, хотела его добить окончательно и потому не давала даже маленькой паузы, чтобы хоть что-то обдумать и возразить ей. Посылать было уже опасно - две мамочки спелись и это грозило неприятностями. - Я расскажу о твоей выходке Гакупо и Микуо.
Акайто сначала побледнел, а потом и посинел. Дело было дрянь. И если с занудным бравым самураем Камуи, который так и не мог окончательно определится, кому же писать хокку и дарить сакуру - Гуми или Луке? - ещё можно было поговорить по-мужски и договориться... то фанатичный до периодической инфантильности обожатель своей младшей сестрички Микуо точно до селезёнки прогрызёт, если не дальше.
Перспектива дрянь. Мейко трепло. Лука сволочь. Мику дура. Мир жесток, пиво кончилось и вообще - грусть и тоска.
- Вижу, ты согласен, - Мегурине усмехнулась, пронаблюдав всю гамму чувств, отразившихся на лице Акайто.
- Угу. Прямо даже не послать тебя, - хмуро отозвался парень, глядя в сторону. Он не чувствовал своей вины перед Мику и не понимал, чего эти бабищи на него так взъелись. Однако факт фактом - или он выдавит из себя это идиотское извинение, или они устраивают ему сладкую жизнь.
- Чудненько, - сахарным голоском пропела Лука, поднимаясь. - И учти, просить прощения надо как следует. Иначе мы с Мейко тебе не поверим.
- Блядь, - с чувством произнёс Акайто после того, как Мегурине ушла. Он вообще перед кем там извиняться должен?!

***

- Чувак, - Акайто буквально вломился в комнату, быстро закрывая дверь и приваливаясь к ней спиной. Протупив пять минут и поняв, что с извинениями дела обстоят туговато, парень решил обратиться за помощью к своему другу, товарищу и брату - Тайто. Ведь друзья познаются в беде, верно? Ну и к тому же Акато просто не подумал, к кому ещё можно обратиться со своей проблемой.
Вышеупомянутый в данный момент времени сидел за столом и увлечённо точил нож. При появлении Акайто, Тайто на секунду отвлёкся от своего увлекательного занятия, посмотрел сначала на брата, потом на нож, потом снова на брата...
- Оторвись на секунду, - Акайто плюхнулся на кровать рядом со столом и закрыл руками лицо. - У меня такая жо-о-о-о-опа...
Тайто пожал плечами и отложил точило в сторону, выслушивая бурные излияния, приправленные изрядной долей нецензурщины и предвзятых мнений о Мейко, Луке и Мику, их умственных способностях, социальной чести, нравственности и многих других качеств.
- Что делать? - наконец, договорив, задал животрепещущий вопрос Акайто.
- Хм, - Тайто снова взял в руки точило и нож, продолжая прерванное занятие. Его драма явно не тронула, но то ли из вежливости, то ли ещё по каким-то причинам он решил посочувствовать. Конечно, в своей, особенной манере. - Убей её.
- Спасибо, - саркастично поблагодарил брата красный.
Милую беседу прервал довольный ржач со стороны двери. Не узнать голос было невозможно - таких быдляцкий интонаций и полного радости к чужому горю смеха ещё надо было поискать.
- Захлопни пасть, - лениво огрызнулся Акайто, швыряя в появившегося Мейто лежащую на столе книжку.
Радостно словив словарь лбом, но не особо обидевшись, парень зашёл в комнату и уселся рядом с Акайто. Он слышал примерно половину излияний и ему этого вполне хватило, чтобы оценить масштаб трагедии.
- Да что ты на пустом месте хуйни развёл? - Мейто зубасто усмехнулся, - с бабами что ли дел никогда не имел?
- С Хагане, - мрачно буркнул Акайто, припоминая все свои синяки от этой темпераментной дамочки. Вообще было весело, если б она не была такой истеричкой.
- Лузер, - добродушно заржал Мейто. Кому-то везло в любви, кому-то в картах - ну а Акайто умел пить и не пьянеть дольше всех и виртуозно мухлевать в карты. Так что Мейто считал своим долгом помочь бездарю, но ведь грешно не поиздеваться чутка? - Короче, учу. Пишешь сопливую песню, поёшь. Потом говоришь ей «ну типа прости, я был не прав». И всё довольны!
- Если хочешь, - подал голос Тайто, проверяя остроту только что заточенного ножа, - я дам тебе нож или меч. Проблем сразу станет меньше.
- Боже, за что? - Акайто изобразил эталонный фейспалм. Перспектива сопливой песни его не прельщала, хотя совет был дельный.
- А ещё у меня есть револьвер, - Тайто отложил лезвие и посмотрел на брата, ожидая одобрения своей гениальной идеи.
- Вы хреновы мудаки!
- Да ла-а-а-а-а-адно тебе, не ссы!

***

Мику рыдала, закрыв лицо руками и подтянув колени к груди. Плакала она уже добрых пятнадцать минут и успокаиваться не собиралась. Рыдания и всхлипы перемежались с какими-то бессмысленными обрывками предложений, периодическими проклятиями к себе, к другим и миру в целом, а потом вновь возвращались тоненькие всхлипы безысходности.
Мейко не находила себе места. Успокаивать Мику сейчас было бесполезно, ей было настолько плохо, что выплакаться - самая хорошая идея. Однако девочка плакала так горько и безутешно, что было непонятно, чего же хочется больше - утешить бедняжку или встать и пойти набить Акайто его наглую рожу. Пока преобладал первый вариант - Мейко по-матерински обнимала Хацуне за плечи и гладила по голове. Конечно, это утешения не приносило, но Мику правда было капельку легче, зная, что с ней есть хоть кто-то.
Вошла Лука с подносом, на котором стоял пузатый заварочный чайник, три чашки с ужа налитым чаем, от которых исходил приятный мятный аромат, небольшая вазочка конфет и сахарница. Мегурине кивнула Мейко, молча показывая, что воспитательную беседу с Акайто она провела успешно. Мейко облегчённо вздохнула и наклонилась к Мику, которая слегка успокоилась.
- Ну-ну, девочка моя, - Хацуне всхлипнула, сильно зажмурившись. Мейко утёрла слёзы с её лица и аккуратно надавила на плечи, заставляя сесть хотя бы относительно прямо.
- Успокойся, Мику, - ласково сказала Лука, садясь рядом с ней и подавая чашку с чаем, в который она предусмотрительно капнула валерьянки. - Всё образуется, вот увидишь. Я тебе обещаю.
Поджав трясущиеся губки, Мику судорожно кивнула и взяла из рук Мегурине чашку. Слезы всё ещё текли по щекам, но уже не таким обильным градом, как по началу.
- Н-но... он, - ей снова стало горько. Руки затряслись, а чай грозился разлиться.
- Осознает, что был не прав, - твёрдо закончила Мейко. - Пей чай, пока не остыл.
Мику слабо кивнула и пригубила душистый напиток. Облегчения ей это не принесло, но Хацуне решила, что верно взрослые Лука и Мейко всяко смыслят больше и не стоит им перечить. К тому же, и не хотелось.

***

Через час или полтора Мику почти успокоилась, улыбалась на шутки Мейко и даже поддерживала разговор. Девушки вздохнули с облегчением - они знали, что Хацуне ранимая, но не ожидали, что подобное заденет её на столько сильно.
В коридоре послышался шум, стук чего-то большого о стены и пол, сдавленная брань. Лука и Мейко удивлённо переглянулись, синхронно решив сделать вид, что ничего не услышали. Однако им это не удалось - как только стук закончился, стала слышна довольно громкая беседа, которая не оставляла сомнений о том, кто там разговаривает.
- Ну и где она?
- Не ебу.
- А вот кстати жаль, мне бы проблем было меньше.
- Да пошёл ты на хуй! Я даже за бабло не стал бы её трахать.
- Плюс один.
- Гы-гы, но тем не менее...
- Заткнись!
- Может мне всё-таки принести револьвер?
- Тайто, и ты тоже...
С каменным лицом Лука медленно поставила чашку с недопитым чаем на стол, так же медленно поднялась со своего места и решительным точёным шагом подошла к двери, открывая её. Да так и застыла, наблюдая открывшийся вид.
- О, Лука! - Мейто помахал Мегурине рукой. - Где щас Мику, ты не в курсе?
- В курсе, - после секундной паузы Лука кивнула и открыла дверь пошире, давая парням понять, что им именно в эту дверь. На большее Мегурине была не способна и посему просто вернулась на своё место рядом с Мику.
Девушки удивлённо наблюдали, как Акайто, Мейто и Тайто заходят в помещение, протаскивая музыкальные инструменты. Стучал, как оказалось, синтезатор, который Акайто и Мейто тащили на пару. Установив агрегат на штативе и подключив к розетке, парни так же бодро втащили два комбика для гитар - одна их них висела на плече Акайто, а вторая была у Тайто. Так же молча расставив и подключив остальную технику, парни наконец соблаговолили занять свои места и поглядеть на девушек. И если Лука с Мейко лишь снисходительно улыбались, глядя на все эти приготовления, то Мику была скорее ошарашена и поражена.
После глумливого гыгыкания Мейто, на которое не ответить грубостью Акайто смог лишь огромным усилием воли, наступила небольшая пауза.
- Короче, Мику, - Акайто с ужасом осознавал, что он всё-таки делает ЭТО. Осознавал и понимал, что отступать назад уже поздно, как бы того не хотелось. - Эта песня... для тебя.
Надо отдать Акайто должное, он действительно старался, сочиняя стихи. В песне не было ни единой сцены насилия, ни одно пьяного мужика и ни одной шлюхи. Тягучий рифф электрогитары, перемежаясь с кислотно-низкими звуками синтезатора и оттеняясь низким гудением бас-гитары, создавал немного мрачное полотно музыки, которую можно было бы охарактеризовать как мелодичную альтернативу. Проиграло вступление, гитары стали играть тише, а синтезатор ушёл в глубокий аккомпанемент без каких-либо сочных ноток соло, Акайто начал петь.
Он пел о сером мире, в котором искусство стало преступлением, о мире, где музыка, картины и театральные постановки стали никому не нужны и запретны. И о девушке, что жила в крупном мегаполисе, тайком рисуя картины. Она рисовала их просто так, не на продажу а для души. Она иногда, тайком, дарила их кому-то, желая обрадовать грустных людей своими фантастически яркими красками. Но люди отворачивались от художницы. Они боялись и не хотели смотреть на её картины - она стала не нужна. Дело всей её жизни стало никому не нужным мусором.
Песню пронзило длинное гитарное соло. Тягуче-белое, печальное, с острыми нотками на самых верхних октавах. Акайто уверенно играл свою партию, даже не показывая виду, что половину только что придуманной музыки начисто забыл. Ну, разве что по усмешкам Мейто и Тайто это можно было понять.
А тем временем история художницы продолжалась. Ярким зимним утром она шла по городу в самый дальний район трущоб с большой сумкой за спиной. Девушка устала от постоянных преследований и подозрений и решила выкинуть все свои краски, кисти и картины. Однако, по дороге она встретила парня, сошедшего с ума. Он медленно терял зрение из-за серых красок и это всё больше и больше утаскивало его в безумие. Добрая девушка решила помочь, хотя и пообещала себе, что больше никогда не будет рисовать. И вот, на белом снегу и на белом холсте, первой же попавшейся краской девушка начала рисовать. Ярко-красную птицу, пылающее алое солнце и россыпь таких же красных светящихся звёзд. Конечно, зрения парню это не вернуло, но зато жить ему стало немного легче и с ума он сходить перестал. А рисунок он спрятал, чтобы сохранить его навсегда.
Песня была долгой, настоящей рок-балладой, протяжной и неторопливой, постоянно разрывающейся музыкой. Но, она всё равно закончилась. Перестали гудеть струны, замолк синтезатор. Акайто привычно сдвинул гитару за спину, соображая, что же делать дальше - план был только на песню, а обо всём остальном он как-то не подумал. Мейто с улыбкой хлопнул Акайто по плечу и пошёл к выходу. Тайто пожал плечами, не одобряя того, что красный даже ножа с собой не прихватил и тоже ушёл. Незаметно испарились из комнаты и Лука с Мейко.
И вот тут Акайто понял, что он остался один в комнате с Мику и что он сейчас не может с чистой совестью послать её подальше, как делал это обычно. Паника охватила всё его существо и красный уже подумывал о том, чтобы плюнуть на приличия и позорно бежать... но не успел. Хацуне легко вспорхнула со своего места, пробежав небольшое расстояние от дивана до Акайто, остановилась совсем рядом с ним, приподнялась на цыпочки и обняла, спрятав лицо на его плече.
Ровно тридцать секунд времени Акайто ощущал себя самым тупым человеком в мире - он не знал, что делать, как делать и вообще - делать ли? Мику же молчала, как партизан и вообще признаков жизни не подавала, что вносило в ситуацию особого шарма и долю пикантности, особенно в совокупности с совершенно идиотской рожей красного, который пытался сообразить, чего же от него хочет это большеглазое и совершенно непонятное существо. Существо тем временем убрало свои лапки и качнулось назад, немного отступая.
- Дурак! - воскликнула Мику, неуклюже, но со всей силы ударяя в грудь Акайто кулачками. - Мог бы хоть поцеловать!
- Женщина, - в голосе красного сквозила тоска. - Молчала бы лучше, а?
И прежде чем Мику спела ему что-то ответить, Акайто легко прихватил её за плечи и таки да, поцеловал. Для себя он это объяснил просто - чтобы Хацуне перестала трепаться. А сама Мику же просто была рада.

@темы: Поиграем в Вандервайза, Песни тибетских лам

---

Сраные ноблессы!

Всё, на этом негодование закончилось. Но воистину, я бы не догадался. Про Тао и D я писать не стану, потому что это затянется надолго.

Так много мыслей для фиков в голове и ни одной реализации. Вернее, ни одной толковой реализации. Уже даже не стыдно за себя, просто как-то... хм, уныло. Как будто я уже написал всё, что мог и хотел, что вообще-то не слишком приятно, ведь я вроде как пишу для собственного удовольствия, которое уже не получаю.
Грусть и тоска, короче. Мог бы смело сказать, что хочу уйти со всех ролевых и прочее, но пожалуй пока повременю.
Снова хочется реборна, какой был. Чтобы пыщ-пыщ ололо!!1 А то я в последнее время пассивный хикки, на правдорубе не сижу, в холиварах не участвую и вообще, потихоньку отдаляюсь от мира сего. То ли я этого и добиваюсь, то ли мне это не нравится. Пока не знаю.
Кажется, что я на фоне остальных я побледнее и посерее, не интересный. Ощущение это отчётливо и преследует меня уже на протяжении нескольких месяцев. Я не хотел его нести в блог, но кажется уже надо - пусть висит перед глазами и заставляет думать.

И про Гуми. Она странная. Когда слушаю её, мне всё время кажется, что мне где-то крупно наебали. Слишком реальный голос, который прикидывается механическим. Ну или наоборот.

@темы: Бредология мига, Такое бывает нечасто, Поиграем в Вандервайза

---

@темы: Бредология мига, Мысль вдруг

---

This is Madness! Madness? This! Is! BYDLOOOO!!!!!!!!!!11111рас


ВЕЧЕРИНА В ЧЕСТЬ ДНЯ РОЖДЕНИЯ СЕЙРЕТЕЙСКОГО БЫДЛА.

Два года героической борьбы со стереотипами. Два года оглушительного хохота в залах. При упоминании заветных букв "СБ" веселые люди с чувством юмора чувствуют небывалый душевный подъем, и воздух вокруг них ионизируется.
Участники нашего косбенда настолько суровы, что даже будучи в армии играют там в Готей-13.
И вот наконец мы натырили по фестам достаточно пакетов и воды, чтобы устроить свою собственную тру-быдло вечерину.
Приглашаются все, кто нас знает, кто нас любит, а так же те, кто еще не знает, но хочет узнать, и те, кто желают быть залюбленным по самое не могу, ибо мы такие Ж)))
Те, кто нас не любит, приходите тоже, нам как раз не хватает участников в конкурсе "Кто дальше пнет человека со сцены с воплем "ЭТО СПАРТА!!!" :РРР

Вас ждет:
- конкурс "Лимбо от Сенсея Па Ногой"
- конкурс "Подари СБ странную хрень". Подаривший лучшую хрень в качестве приза получит другую странную хрень.
- конкурс "Быдлокосплей" (что это такое - узнаете, если придете на вечеринку)
- джей-рок сценка от СБ. Фэндом - "Голубая луна", Моисеев и Трубач. Постановщик - Эллион.
- массовый отжиг от тругендерной части косбенда.
-церемония вручения наград "за альтернативные достижения в области рашшн-косплея".
- разумеется, дискотека по вашим заявкам!

И да, мы все еще открыты предложениям от желающих поздравить нас посредством выступления))))

Дресс-кода у нас не будет, хотя, чего греха таить, мы б хотели постоять на входе со словами "Ты проходи. Ты вали отсюда. Ты, педик, проходи". И все же, чем больше быдла, в самом положительном, жизнеутверждающем смысле этого слова - тем лучше! Приходите модно прикинутые, покажите, что такое быдло в вашем понимании, куртуазное и не очень!

Всех, кто жаждет заказать песню, предложить свое участие или просто что-нибудь спросить прошу сюда:
vk.com/events.php?act=s&gid=20700777
Либо в комменты к этой записи.

TBC.

И да. Вы не слышали о птичке?

Все имеющие отношение к или собирающиеся идти - перепост считать обязательным))))
И да, настоятельно рекомендую всем своим ПЧ, которые пойдут, здесь отметиться, а то в прошлый раз как-то тухло было.

З.З.Ы. Афиша мейд бай Кругом Фигня

@темы: Что-то извне

---

Автор: Karamelle
Фендом: KHR!
Название: Дурацкая романтика.
Жанр: songfic, romance, dark, всё взболтано, но не смешано.
Тип: джен.
Размер: драббл.
Рейтинг: NC-17 за насилие и прочую графику.
Персонажи: Бельфегор, Маммон. Присутствует лёгкий BM.
Предупреждения: смысла, обоснуя и секса нет. Маммон девочка. Не бечено.
Дисклаймер: персонажи – Амано Акира, песня «Луну под кожу» - группе Биопсихоз, бред – мой.

Мы рядом - но мы не вместе.
Они кружат надо мной
Но мы не вместе…

Ни звука. Темнота, до зевоты томная темнота-полумрак, тянущее тепло с запахом разложения и металлический привкус под языком. Так привычно, что даже почти уютно. Так графично и кроваво, что даже не верится, что это правда.
Люди точно вывернуты наизнанку. Оголённые остовы рёбер с размотанными кишками, вспоротые кишечники с валяющейся рядом полупереваренной едой, разодранные глотки, вываленные языки, распахнутые рты в уже немом, захлебнувшемся кровью оре. Везде, всюду - вокруг, стоит только убрать от ушей руки и услышать, стоит только открыть глаза и посмотреть. И сразу же отвернуться, чтобы не видеть очередное убийство.
Он поднимается на цыпочки и хватает цепкими холодными пальцами ослабевшую от кровопотери жертву за шею. Высокий и широкоплечий мужчина не может сопротивляться, даже если и хочет. У него не хватает правой руки выше плеча, вместо неё - аккуратный срез, из которого неумолимым ручейком льётся кровь.
Мальчик обхватывает пальцами бычью шею и тянет вниз, заставляя человека упасть перед собой на колени и смеётся, просто захлёбывается смехом, прижимая запачканные кровью ладони к лицу, пачкая кожу и светлые волосы. Глубоко вздыхает - точно собирается нырнуть под воду - делает шаг назад и взмахивает рукой изящным, почти дирижёрским жестом. С ладони срываются крохотные метательные ножи, хищно подмигнув на секунду, ловя лунный свет, и впиваются в низ живота мужчины, который только-только успел привстать с колен. Прохрипев ругательство, он снова бухается вниз в рабопленном поклоне своему маленькому убийце, пытаясь непослушной уцелевшей рукой выдернуть из себя ножи, но его останавливает меткий пинок в лицо - прямо в нос, заставляя поднять голову. Тяжёлый сапог мальчика окрашивается красным, а из переломанного носа незамедлительно, но уже несколько вяло потекла кровь. Мальчик снова смеётся, уже истерично, тихо, обнимая дрожащие плечи. Он пытается держать себя в руках - но не хочет. Быстро шагает вперёд, к одурённому вспышкой боли человеку, наклоняется и уверенно хватает один из ножей за рукоять, с усилием проворачивая и дёргая вверх, проводя глубокую борозду вдоль всего живота и распарывая его. Пинает заходящееся болезненным криком тело в плечо, заставляя упасть - с утробным то ли рычанием, то ли стоном, то ли приглушённым вскриком, захлёбываясь кровью и желчью, мужчина заваливается на левый бок. Ещё один болезненный пинок заставляет его перевернуться на спину - сильная и болезненная конвульсивная дрожь прошлась по всему, подавив ещё один хрип. Мальчик не обращает на это внимания - он наклоняется к вспоротому телу, низко, пригибая колени и разводит края раны в сторону, разрывая плоть с почти что слышимым и ощущаемым треском. Помогая себе ножом, он, не обращая на невразумительные попытки жертвы сопротивляться, оголяет рёбра и погружает руку в живот, вытягивая оттуда все внутренности, пачкая руки и полосатые рукава, но совершенно не обращая на это внимания. Мальчик то ли смеётся, то ли плачет, покачиваясь и пошатываясь, тяжело дышит через рот, всхлипывает, а его запачканные кровью щёки, раньше бледные сейчас пылают красным, как будто у него высокая температура.
Жертва пускает кровавые пузыри изо рта, шепчет, кажется, проклятия... а мальчик упал - смешно упал, ноги в коленях будто подломились и он рухнул вниз. Голова склонилась к груди, запачканные пальцы крепко вцепились в кофту напротив груди. Его сердце билось сейчас очень быстро, просто до сумасшествия. Ему было сложно дышать и думать, ему было почти больно смеяться - но он был счастлив. Безупречно и совершенно. Счастливее, чем наркоман. Чем художник, чем влюблённый, чем кто бы то ни было на этом свете!

И мы должны быть с тобой
Одной мыслью, одной мечтой!
Наши души сольются,
И мы станем красной луной!

Маммон, поджав губы, краем глаза наблюдала за тем, как принц развлекается. Стоило бы конечно увести его отсюда ещё полчаса назад, до этой кровавой бани, но подойти сейчас к этому ополоумевшему чудовищу ближе, чем на двадцать метров было бы сущим самоубийством. Так что аркобалено терпеливо ждала своего часа, памятуя о том, что время - деньги и, стало быть, Бельфегор ей прилично задолжает.
Вот последняя жертва убита и выпотрошена. Он счастлив сейчас, насколько бы отвратительным это зрелище не было - Маммон это прекрасно понимает, как и понимает то, что сейчас разговаривать с принцем-потрошителем бесполезно. Ещё немного... отсмеялся и поднялся на ноги, покачиваясь, точно пьяный, держится руками за голову, оглаживает лицо, пачкая его ещё больше.
- Маммон...?
А голос совершенно нормальный, разве что необыкновенно весёлый. Так вот услышишь не глядя и не поймёшь, что он в любой момент готов жестоко убить любого, кого увидит. И придёшь на зов... в последний раз. Неприятно и немного страшновато, даже врагу не пожелаешь умереть так.
- Маммон?
Аркобалено ещё пару секунд медлит, прежде чем выйти из своего не слишком надёжного убежища - она всё это время стояла за комодом в коридоре.
- А-а-а, вот ты где... - принц смеётся и приваливается к стене спиной, устало опуская плечи. Улыбается-улыбается-улыбается - он делает это так, что Маммон не рискует шагнуть от комода дальше, просто на всякий случай. А через секунду напряжённого молчания под давлением невидимого взгляда принца и вовсе уходит обратно в своё укрытие, оставив вместо себя стоять иллюзию.
- Ты так много пропустила, - шёпотом выдыхает он, - обидно.
- Нам надо идти, - тихо чеканит аркобалено, перебивая. Сейчас, конечно, она с потрошителем никуда не пойдёт, но тем не менее проинформировать его об этом надо. Пусть приходит в норму.
- Принц ещё не закончил, - лукаво улыбается Бельфегор, наклоняя голову к плечу.
- Тогда быстрее.
- Обещай, что ты никуда не уйдёшь.
- Хорошо... - в словах Бельфегора будто бы был подвох, но ничего кроме как согласиться не оставалось.
Принц утвердительно кивает и отлипает от стены, медленным и плавным пьяным движением. Наклоняется над чьим-то телом, снова макая руки в кровь, так, чтобы обе ладони были полностью ей залиты, а потом снова поворачивается к стене. Поднимается на цыпочки и проводит ладонью по золотисто-бежевым обоям, рисуя гигантское сердце. Ему не хватает крови, чтобы нарисовать его целиком и он наклоняется ещё три раза, чтобы контур был чёткий и ровный, а само сердце - заметным. А потом тщательно пишет внутри этого сердца, большими каллиграфическими буквами: «Mammon».
Аркобалено думает, что принц ещё маленький, ему всего четырнадцать и что гормоны - дело такое. И что ей плевать на подобные выходки. И что не романтика это вовсе - какая такая романтика, если на полу от крови хлюпает, везде вывернутые тела валяются, а единственный живой - малолетний свихнувшийся маньяк?
Маммон улыбается, едва заметно. Дурацкая романтика, глупый принц.
А Бельфегор дописывает последнюю букву и поворачивается. Он больше не улыбается.
- Пошли?

@темы: Карамель-трава, Песни тибетских лам

---

Хочу себе такую. Чтобы плакала и грустила. Прекрасно.



Плюс один к прекрасному.

запись создана: 27.10.2010 в 13:57

@темы: Три грамма героина, Осязай

---

Когда не хватает сил даже на злость? Когда не хватает сил даже притворяться.

Что такое - взгляд внутрь себя? Опрокинутый взгляд.
Глаза открыты. Даже распахнуты, может быть даже широко-широко. Ресницы могут бегать туда-сюда, моргая, но только взгляд-то всё равно будет опрокинут в обратную сторону. Это когда стекляшками глаз смотришь, но не видишь и чем шире распахиваешь глаза, тем хуже замечаешь эти смазанные пятна людей, мельтешащих, как телевизор сквозь полусон. Смотришь и не видишь, что с открытыми, что с закрытыми - ну так какая разница? Что там, на обратной стороне век? Кто знает, что на твоей, но зато я хорошо знаю, что нарисовано на моей.
Для этого просто надо посмотреть вовнутрь, в себя, упасть. Миллионы красок заменяются приглушённой сепией, тысячи тысяч звуков колеблются, превращаясь в один или два.
Там внутри нет ветра. Там тихо и спокойно, воздух пахнет мятой, а мир детальный до последнего битого пикселя. Там - что угодно. Там можно жить, любить, ненавидеть, убивать, смеяться, плакать... вобщем, там ничего особенного нет, всё абсолютно такое же. Но там тихо и не дует, там боль - по желанию, а все, кто должен быть рядом - рядом. Мир пони, которые какают бабочками, кровавые бойни, слезливые, душевырвательные истерики...
Я так хочу туда уснуть. И никогда-никогда не просыпаться.
Потом сепия станет чёрно-белой. Потом исчезнут полутона и пронзително-белый будет спорить с таким же до одури ярким. Очертания будут становится чётче и угловатее, мир станет фантасмагорическим. А потом я случайно дёрну шкалу контрастности и всё утонет в чёрном цвете.
Взгляд точно станет стекляшкой, застынет внутри, как будто меня проткнули насквозь осколком. На вдохе - не успею выдохнуть и закончить улыбнуться, так и застынет лицо в этой странной преддверии улыбке, как в нервной судороге и уже никто не догадается, что это было искренне.

Я очень люблю смотреть внутрь себя, но я не знаю, получилось ли у меня объяснить, насколько это приятно.

@темы: Песни тибетских лам, Шшшюю

---

Тоже попру этот флешмоб у Тачи. Список ненависти. Видоизменяем со временем. То, за что я готов убить немедленно, выделено болдом.
Итак, я ненавижу:

В еде

В еде:

Печень в любом виде.
Яичницу. Особенно с помидорами.
Кашу с тыквой.

В напитках

В напитках:

Алкоголь.
Виноградный сок.
Овощные соки.

В людях

В людях:

Когда не понимают с первого раза слова «нет», «не хочу» и «перестань».
Когда не понимают с первого раза слова «да», «пожалуйста, помоги/сделай».
Когда спрашивают про пирсинг.
Особенно вопрос «а как же ты целуешься?».
Когда не понимают, не хотят и даже не пытаются понимать то, что хочешь сказать.
Отсутствие толерантности к ценным для других людей вещам/событиям/etc. Аля «Дима Билан - говно!» - «А ваша Хацуне Мику вообще шлюха!».
Пьяных людей.
Стереотипы и клише, созданные для каждого пола, возраста и социального положения человека.
Особенно - обсуждение и навязывание этих клише с сопутствующим давлением и угнетающим требованием неукоснительно им соответствовать.
Чрезмерную гордость, пафос, завышенное ЧСВ без обоснования.
Недалёкость, которую маскируют под снобизм.
Предвзятость.
Суждение «по одёжке» и по возрасту.
Когда навязывание мнения происходит по кальке «ты делаешь это по-другому/не делаешь это? Знаешь, ты отвратительный человек/моральный урод/даун/мудак/сосдомист/аццкий грешник/вписать недостающее».
Желание людей признавать себя чистыми, а всех вокруг - грязными.
Желание следовать стереотипам, желание быть «как все».
Слепая вера СМИ, правительству и «соседке, которая видела, что...».
Людей.

В быту

В быту:

Мыть посуду.
Когда в доме излишне холодно или жарко.
Когда переставляют мою обувь.
Когда заканчиваются чистые носки > <
Когда ко мне в комнату приносят книги со всего дома и требуют, чтобы я нашёл для них место.
Когда теряются застёжки от пирсинга.
Когда в доме нет еды.

В текстовых ролевых

В текстовых ролевых:

То же, что и в пункте о людях, плюс:

Когда обижаются на отыгрыш.
Когда смешивают игру и реал.
Когда не понимают, где игра, а где - нет.
Когда требуют, чтобы везде был только отыгрыш или наоборот.
Тупых МС, которые не понимают слов.
Характер в три строки.

В интернетах

В интернетах:

Когда они подвисают.
Битые ссылки.
Ссылки на порносайты.
Выскакивающие баннеры.
Ограничения по скорости на скачку.
Систему рейтинга на торрентах.
Капс.
Сотни многоточий.
Когда пишут вообще без знаков препинания.

В фендомах и фанфикшине

В фендомах и фанфикшине:

Неприкрытый и жестокий ООС.
Строчку в предупреждение фика «АУ и ООС».
Трах ради траха без всякого обоснуя.
Хуйня ради хуйни без всякого обоснуя.
Клише и штампы, как характеров, так и фраз.
Признание своего ОТП единственным на всё аниме и адские срачи по поводу «неверных» пейрингов.
Комментарий вида «терпеть не могу эту пару, зачем вы пишете/рисуете такой отвратительный пейринг?».
Флафф.

В музыке

В музыке:

Тексты без капли смысла.
Однотипные тексты одного исполнителя.
Однотипную музыку одного исполнителя.
Флафф.

В одежде

В одежде:

Стрёмную обувь-валенки, которую все бабы стали поголовно носить.
Перчатки без пальцев с кармашком, который их превращает в варежки.
Розовые кашемировые пальто.
Стразы и вышивку золотыми нитками.
Босоножки.

Никуда не влезло, но это я тоже терпеть не могу

Никуда не влезло, но это я тоже терпеть не могу:

Все пункты здесь имеет смысл выделить болдом.

Вопросы «как дела?», «ты как?» и «чем занимаешься?».
Засыпать и просыпаться.
Мокрые волосы.
Когда в комнате пахнет едой.
Неудобную/некрасивую обувь.
Фразу «расскажи, что у тебя случилось» стоит вынести отдельно.
И вообще, когда во мне начинают копаться кто-то, кроме меня.

@темы: HATE, Флешьмоб

---

Название: Анансья ода в одном акте.
Авторы: Karamelle и Shark Blade
Рйтинг: таки PG-13
В ролях: Рокудо Мукуро, самец ананаса, Хром Докуро, самка ананаса.
Сцена: абстрактное романтическое место.

Мукро:
(появляется на сцене, встаёт в пафосную позу)
Kufufu~
Хром:
(обморок счастья, выбегая)
Мукуро-сама...!
Мукро:
Здравствуй, моя милая Хром.
Хром:
Ах, Мукуросама
(кидается обнимать)
Я так рада вам!
Мукро:
В столь поздний час меня ты рада видеть?
Мне это льстит бесспорно. Заставляешь
Меня ты пафос поубавить, чтоб тело девственное крепче к сердцу прижимать.
Чтоб в мир огромный "куфуфу~" своё направить,
Вонголы радость беспардонно обломать.
Хром:
Мукуро-сама, вас в любое время суток
Я абсолютно рада лицезреть.
Прошу же вас, без пошлостей и шуток...
Ведь так стесняюсь я, хоть
Ближе к вам тянусь опять,
Боясь, что пропадёте Вы, как в страшном сне!
Мукро:
Ты так прекрасна в этот вечер.
Твоим смущеньем насладясь,
Я этой ночью буду вечен -
и вечно будет куфуфу~
Хром:
Ах... боже... я в смущеньи!
За что со мной жестоко так?
Улыбка ваша, как насмешка,
Так странно в этом сне
Быть, словно милая игрушка...
Пожалуйста, скажите мне
Что это вовсе не забвенье?
Мукро:
Не стал бы я тобой играться,
Моя краснеющая Хром -
С тобой возможно улыбаться,
Хотя... сегодня не о том.

Дай, обниму тебя покрепче,
Дай загляну в твои глаза.
Плевать, что скрыт один повязкой,
Ты так прекрасна, куфуфу ~
Хром:
Тогда о чём же?
Не томите,
Я так соскучилась по вам.
Я... просто... так...
(Краснеет)
Как бы хотелось мне,
Чтоб вы всегда меня держали
Так, не отпуская никогда!
Мукро:
Сегодня здесь твою я просьбу,
Пожалуй, выполню. Тебя
Мне обнимать приятно слишком,
Рукой по шее проводя.

Рукой по шее, по ключицам,
Чуть подбородок приподняв,
Смотря в глаза твои. Внезапно
Тут тоже будет куфуфу~
Хром:
Моё сердечко бьётся всё быстрее,
Тук-тук, тук-тук - как в бездну падать,
Раз за разом всё скорее...!
И губы мелко так дрожат...
От счастья? Вожделения?
Приятно. Мысли бьются сердцу в такт,
А я всё ближе к вам.
Уже и ближе, чем в плотную, верно,
И кожей чувствую дыхание чужое,
Которое так нежно греет мои губы...
Ах! Так странно... что это такое?
Мне так приятно, но немного... страшно?
Прошу, развейте все мои тревоги!
Мукро:
Как, Хром, скажи, я не заметил,
Что ты успела позрослеть?
Вчера тебя я только встретил,
Сегодня мы с тобой уже,
По ходу, тут одни остались.
Ушёл от нас варийский босс,
Могу теперь я насладиться
Одним дыханием с тобой.
Ты подросла, похорошела,
Как глубоки твои глаза.
Как превосходно это тело,
А как упруга... куфуфу~!
Хром:
Вы так давно были в запое...
Ой! То есть, взаперти.
Конечно вы никак заметить не могли
Того, как выросла моя... кхм, душа.
Я так старалась, чтобы усладить ваш взор.
И рада слышать, что в том у меня успех.
И так чудесно с вами быть наедине,
Я просто не могу не улыбаться.
И с трепетом ловить ваш взгляд на коже...
Мукро:
Ты так прелестна, Хром, но вот досада
В запое не был я лет двести, я
Сейчас набрался б водки до упаду,
И провалялся б здесь четыре дня.

Но ты, ты здесь, ты мой наркотик -
Моя краснеющая Хром.
Печали ты антибиотик,
Ты мой, хотя постой, постой.

В бедро моё упёрлось что-то,
красиво брючина ползёт,
Не думал я, что Хром когда-то
Трезубец в спальню принесёт.

Я им могу тебя поранить,
Могу и фокус показать,
Могу одежду я кусками
Нарезать с диким куфуфу~
Хром:
А, может быть не стоит
Вот с ходу так, да в садо-мазо?
Мукро-сама, вы забыли,
Что я, хоть и хентайна, но
До ужаса боли страшусь?
Ну можно хоть как-то по-нежнее,
Ведь я у вас всего одна.
Спешу напомнить, что в бдсме
В приоритете доброта~
Мукро:
Хентайна? Хром, прошу, не стоит
Такие речи говорить.
Возможно бредишь ты, и сбои
В твоём мозгу произошли.

Сюда не я принёс трезубец,
Штаны не я себе порвал.
Не суть - разрезал, ты не в праве.
Меня за это осуждать.

Хотел бы я тебя поранить -
Ещё в тот день бы порешил.
Но ты со мной, и между нами.
Не место скромности и лжи.

Ты, Наги, слишком уж невинна,
Какой тебе бдсм.
Прижмись сильней, отдайся чувствам
И лучше делай куфуфу~
Хром:
Не место скромности и лжи?
Мукуро-сама... я... у вас...
Ну, то есть... у меня...
Как бы сказать мне это так,
Чтобы меня не поняли превратно?
Ну... вобщем... у меня
Есть небольшая просьба к вам.
Она мне не даёт покоя
С тех самых пор, как я смогла увидеть вас
Во всей красе.
Пожалуйста... не смейтесь только надо мною...
Всё то, что я сейчас скажу - всё правда и не шутка!
Я очень это всё переживаю и волнуюсь... ох...
Так сложно выдать из себя признание.
Мукро:
Как мило, Наги, тронут, право.
Твои эмоции всегда
Я видел чётко, ярко, ясно,
Зачем смеяться мне тогда?

Твои волнения напрасны,
Никто не сможет никогда
Мне нанести единой раны,
Я в безопасности всегда.

Тебя же должен уберечь я,
Моя краснеющая Хром.
Тебе не место в этом мире -
Жестоком, чёрном и скупом.

Лишь я один даю защиту,
Лишь я один караю всех,
Лишь я один.. ну да, избито,
Тут точно будет куфуфу~
Хром:
Спасибо вам... мне сразу стало легче.
Ну вот, уже и голос не дрожит, и нету слёз.
Сейчас, вздохнув поглубже,
Могу я крепче вас обнять.
И, наконец, признаться в своих чувствах.
Мукуро-сама, я... я хочу...
Хочу вас трахнуть! Трезубцем.
Вот...
(ужасно смущается и отчаянно краснеет)
Мукро:
И что ж я слышу? Я от Наги
Такого прежде не слыхал.
Да что там, мне один Хибари
Такие страсти обещал -

И получил трезубцем Кёя,
А ты меня, врасплох застав,
Решила высмеять, наверно.
Не верю я, не надо так.

Я верю только в Хром Докуро,
В мою краснеющую Хром.
Что в белом платьице по лугу
Идёт, и солнечным лучом

Её светило согревает.
Да вот ошибка - это я
Своим наточенным трезубцем
Тебе устрою куфуфу~
Хром:
Вы обещаете, Мукуро-сама?
(наивно и преданно смотрит)
Мукро:
О да, но только не сегодня.
Сегодня слишком я устал,
Хватило мне того, что слышал,
И что штаны свои порвал.

Побудь сегодня нежной, Наги,
Игла и нитка - не красней,
Когда на пол холодный брюки
К твоим коленям соскользнут,
Не медли, пусть же эти руки
Дыру мне в брючине зашьют.

В твои я силы верю, Наги,
Ты так искусна в мастерстве,
А я пока пойду прилягу,
Чтоб не отсвечивать тебе.

Учти, уйти сегодня должен
Я в этих брюках, никогда
Не стал бы слушать возражений,
Иначе будет куфуфу~
Хром:
Ах, как томительная надежда,
Пускай и так, вам верю я.
Ведь и мужской стриптиз -
Всё же неплохо, особенно в ночи.
Ну, и особенно - от вас, Мукуро-сама.
О большем и нечего мечтать.
Ну всё, я принимаюсь за работу.
А вы извольте продолжать~
Мукро:
Тебе я доверяю, Наги,
Я знаю, брюки ты мои
Вмиг залатаешь так, что вряд ли
Заметит кто-то, что они
Совсем немного потрепались.
Ты знаешь, должен их вернуть
Я в магазин к полудню завтра.
Пока позволь же мне вздремнуть.
Ну а сама - давай же, действуй.
Мукуро-сама так устал,
Мукуро-сама так измучен,
Как шить не ведал и не знал,
Что подвернётся этот случай.
Спасибо, Хром? за этот труд,
И я люблю тебя за это.
Возьми с той полки пирожок,
А с этой можешь взять конфеты.
Ты идеальна, Наги, я
Не верю в то, что ты сказала
Про мой трезубец и меня.
Нельзя сказать, что удивила,
Однако в шоке до сих пор -
Вперёд же, Наги, помогу я
Тебе волшебным куфуфу~
Хром:
Мукуро-сама, вы не бойтесь,
Я буду очень осторожна.
Ведь я люблю вас -
Как же можно
Мне доставлять вам неудобства,
Или же причинять какую боль?
О нет, так невозможно.
Пускай мой маленький фетиш
Вас не пугает.
Kufufu~
Конфеты тоже хороши...
Я думаю, их можно смело
Использовать к тому же делу,
Так даже лучше...
Вот! Я закончила.
Надеюсь, штаны прослужат вам ещё,
А то негоже злому гению, как вы,
Ходить вот так.
Мукро:
Ходить в трусах? Ох боже, Наги,
Ну что за мысли у тебя.
Мои ты дьявольские бёдра
Уже не в силах наблюдать?
Печально, Наги, боже правый.
Ведь я хорош, я так красив.
Я самый сильный, я же вправе
Такие вещи говорить.
Мой торс чудесен, а касаньем
Моих надёжных тёплых рук
Я разбужу твои желанья,
И ты меня захочешь вдруг.
Я б рад, конечно, прогуляться
В трусах до первого столба,
Да вот трусы не по уставу,
За внешний вид мне попадёт.
Не то чтоб я боялся Кёю,
Я ж не какой-то идиот.
Но на ночь глядя я не стал бы
Гадать: какой бы выбрать гроб.
Теперь сработано отлично,
Теперь доволен наконец.
Скажи же, чем могу помочь я,
Быть может, только куфуфу~?
Хром:
Мукуро-сама, ну вы и шалун.
Я даже не подозревала,
Что вы способны на такое!
Хотя... нет, конечно же, вру.
Я знала, что вы способны на многое.
Однако, даже в самых смелых фантазиях своих...
Ой, не будем мы об этом...
Да и, к тому же, с Кёей...
Вот правду говорят - не лишний третий...
Ох, замечталась я!
А ведь с утра - дела.
Прошу меня простить, но мне пора.
До завтра, Мукуро-сама~
Мукро:
До завтра, Хром, получше выспись.
Для всех суббота - трудный день.
И для меня, я завтра брюки
Вернуть обязан в магазин.
Сидят на мне отлично, будто
И не подпорчены совсем,
Не будь тебя со мною, Наги,
Домой пошёл бы я ни с чем.
Ну как ни с чем - пошёл бы с чем-то -
От дома к дому, до столба,
Прикрывшись чьим-то покрывалом
За час до дома б добежал.
Не знаю, кто хозяин дома
И что он сделает за то,
Что я в таком "пристойном виде"
Зашёл к нему на огонёк.
Спи сладко, Наги, завтра снова
Мы здесь увидимся с тобой.
Приятных снов тебе желаю
С тобой пусть будет куфуфу ~

(Мукуро и Хром уходят)

КОНЕЦ.

@темы: Карамель-трава, Песни тибетских лам

---

Луссурия тоже шипперит BM!

@темы: Три грамма героина, Карамель-трава

---

Noblesse (M-21 only) [7]

Заховать!

@темы: Аватарко

---

Всё-таки «всхлип!» - не то слово, которым можно описать это действие.
Плечики содрогаются, заламываются бесполезные руки, губки дрожат, стучат зубы, будто холодно. Не описать, как холодные пальчики с усилием сжимают плечи, как они дрожат вместе со всем телом. Как мечутся и путаются волосы, как они прилипают к разгорячённой и мокрой от слёз коже на лице, как слипаются в сосульки реснички и с них, с этой головокружительной высоты вниз падают немного мутные солоноватые капельки слёзок.
Закушенные губки, уже распухшие, покрасневший от рыданий кончик носа... сбитое дыхание через рот, через раз, с усилием на вдохе. Вот так, затаившись, судорожно: «вдох!» и потом, задержав дыхание, задержав слёзы и подрагивая, вновь кусая губу: «выдох»... Снова трясутся обессиленно опущенные плечи, а волосы липнут к щекам. Это немного больно - соль слёз не чувствуется, но чувствительную кожу лица они щипят, отчего щёчки краснеют и жгутся, как на морозе. Чешутся, но если провести по залитой горем коже ноготками, то станет ещё больнее, а красные полоски станут ещё более явными, уродливыми и некрасивыми.
И да, вот тут она всхлипывает. Удручённо, уже полностью разочаровавшись в себе и разозлившись на себя, со стыдом, через силу поднимая голову и резко вдыхая воздух. Настолько резко, что не успевает принять его весь и снова дёргается, тихонько закаявшись. Поскуливает, тоненько, обижено на весь мир, потому что она хочет, чтобы её обняли, утешили и приласкали. А вместо этого из глаз всё льются и льются горькие - другого слова не подобрать! - слёзы. Обида, разочарование в мире и в себе. Всё плохо, ужасно, всё больно, грустно. Всё, остановитесь, дайте умереть! Дайте не чувствовать этот ком в горле, который мешает дышать и сводит скулы, заставляя растягивать губы в уродливой, не весёлой улыбке и кусать их снова и снова. Дайте не помнить всё плохое, дайте забыть о собственном уродстве, как внешнем, так и внутреннем. Дайте не чувствовать этот холод - холод людей, холод воздуха, холод мысли. Пожалуйста!

Как можно это великолепие описать одним словом? Как можно этими жалкими буквами выразить этот шлейф горечи, грусти и боли? Никак, конечно... никто не может. Но... как же я хочу, чтобы кто-нибудь так плакал для меня.

@темы: Песни тибетских лам, Шшшюю, Стынет в венах ртуть

---

- Меня напрягает, что эта женщина ходит!
- А что такого?
- Я тут, понимаешь, переодеваюсь, а она ходит!
- Ну, сооруди ширмочку.
- Зачем?
- Тогда тебя это не будет так напрягать.
- Да не, ты не понимаешь - меня напрягает не то, что она ходит, когда я переодеваюсь, а то, что она ходит.
- Ну... выломай её ноги!

*диалогии о моей матушке.

@темы: Что-то извне, Мысль вдруг