[злой ниндзя-лилипут] ИЗ-ЗА ЛЕСА ИЗ-ЗА ГОР МЕСИВО КИШКИ ХАРДКОР
SacrificeИногда и на неё находит что-то. На неё, такую непоколебимую спокойную Снежную Королеву. Это странное «что-то» появляется быстро и внезапно, в самые обыкновенные и тихие вечера. В такие вечера по всему городу растекается умиротворение, ленивая сонливость и довольное счастье. Эта спокойная радость есть везде, кроме как в её сердце.
Её движения становятся странно ломкими, истеричными, болезненными и замёрзшими. Губы начинают дрожать, глаза беспокойно бегают по стенам и потолку, смотрит она панически и умоляюще, дышит судорожно, заламывает руки. Кажется, ещё секунда – и она упадёт ничком на пол, свернётся, подтянув колени к груди, зажмурится, закроет уши ладонями и пронзительно завизжит от переполняющего её чувства.
Ей очень страшно. Просто неизбежно.
Эта ужасная волна приходит сразу и накатывает с головой, заставляя тонуть в путаной веренице мыслей, стремлений и чувств. Сердце пропускает удар и кажется, что ей настолько некуда бежать, что… невозможно даже сказать, насколько ужасно будет это, неважно, как его назвать.
Она просто смотрела на то, как он читает.
Как он хмурится, оставляет пометки на полях книги, взъерошивает волосы. Как он вздыхает, ленится читать, то и дело прерываясь на какую-нибудь ерунду. Беспокойный ребёнок. Поглядел на неё и улыбнулся. Улыбнулся очень спокойно, тепло.
Мир сразу сузился, вытянулся до одной болезненной точки. Мир сразу стал похож на дурной сон, после которого просыпаются в слезах и с истеричным воем боли, который перебудит всех по соседним комнатам.
Сердце забылось, пропустило удар, другой, третий. Точно кто-то нажал на кнопку паузы. И она не выдержала, хотя и очень старалась думать о том, что это всего лишь игра сознания.
- Скажи… - она давится болезненным шёпотом, потерянно, ломко и больно обнимая его. – Скажи мне…
- Что всегда буду рядом?
Его спокойный голос ужасно реален. Настолько реален, что она не знает, верить ей в него или нет. Его дыхание. Стук его сердца. Да вот же… он. Она обнимает его, прижимается к нему – настоящему – прячет лицо на его плече. Всё настоящее, всё реальное!
Вот он поднимается и прижимает её к себе, таким осторожным и бесконечно заботливым движением, что даже страхи немного притупились и появилась крохотная возможность дышать. Как будто умирающего кормят кусочками жизни с рук, а он их больно, жалко и жадно хватает губами, тянет на себя, со слезами цепляясь за последнюю шаткую возможность жить. Так и она схватилась за него, давясь тяжёлыми слезами, притянула к себе, как последний глоток кислорода.
- Я отдам тебе всю себя… абсолютно… - её голос сбился, стал очень тихим и отдавал горечью. С её щеки на его падали капли слёз, а дрожащие губы легко касались уха. Она уже мало что видела или ощущала, но от этого ей было не легче. Ей обязательно надо было сказать ему это, иначе… она задохнётся. Произойдёт что-то ужасное. Что угодно.
- Без остатка… я готова жертвовать собой ради тебя…
Он странно вздохнул, точно ему тоже стало больно и обнял её крепче. Она заметила это лишь едва-едва, но даже так это подстегнуло и без того расшатанное болезненное сознание. Слёзы и слова горячими каплями полились, точно разрывая её насквозь.
- Каждую ночь… и вновь оживать ради тебя... а ты... ты... чувствуешь боль моего сердца…?
Он зажмурился и встряхнул головой, точно отгоняя наваждение. Глаза стали влажными, точно он тоже хотел расплакаться, но в них не было той же боли, что у неё. Там была одержимость. Там было что-то, что она бы назвала диким зверем, а он сам – смешной послушной игрушкой.
- Жертвовать, - выдыхает он. – Жертвовать…
Её душащий страх, слёзы, паника, изменчивый голосок, всё это гипнотизировало, вгоняло в совершенно особенное состояние. В этом изменённом ею разуме не было никакого места здравому смыслу или рассудку. В этом состоянии он мало что понимал и ещё меньше хотел понимать.
Сейчас его переполняла только одна эмоция и она его захлестнула сразу, сильно и больно. Сложно выразить это желание одним словом, хотя это слово и существует в человеческом языке.
Нежность.
Он никогда не мог контролировать эту нежность, ведь он так безумно её любил. Её слёзы, крики, сдавленное дыхание. Её боль.
- Жертвовать…
Её тихий вскрик перебил срывающийся смех. Ему было больно от того, что он ощущал. А ещё очень, очень, очень хотелось…
… хотелось быть с ней. Хотелось рассказать ей о том, как же сильно, сильнее боли, сильнее всего…
Она не просто кричала, она разрывала воздух своими криками. Она захлёбывалась воздухом, который вздыхала для крика, она душила себя слезами, зачем-то царапала себе лицо, раздирая кожу до крови розоватыми дрожащими полосками.
А он улыбался, в очередной раз убивая её. В очередной раз особенно и страстно, как никогда раньше. Кусал губы в кровь, гладил её лицо, пытался сказать что-то – и не мог. В затянутых безумием глазах за слипшимися от крови ресницами нельзя было ничего разглядеть даже обычным взглядом, не то, что её померкшим от боли.
Но в темнеющем сознании на фоне сумасшедшей улыбке, где-то на самой периферии боли, она почувствовала осторожное прикосновение горячих губ к своей шее.
- Больно палачам. Ведь это на их совести… жертвы… они успокоятся после смерти.
Её движения становятся странно ломкими, истеричными, болезненными и замёрзшими. Губы начинают дрожать, глаза беспокойно бегают по стенам и потолку, смотрит она панически и умоляюще, дышит судорожно, заламывает руки. Кажется, ещё секунда – и она упадёт ничком на пол, свернётся, подтянув колени к груди, зажмурится, закроет уши ладонями и пронзительно завизжит от переполняющего её чувства.
Ей очень страшно. Просто неизбежно.
Эта ужасная волна приходит сразу и накатывает с головой, заставляя тонуть в путаной веренице мыслей, стремлений и чувств. Сердце пропускает удар и кажется, что ей настолько некуда бежать, что… невозможно даже сказать, насколько ужасно будет это, неважно, как его назвать.
Она просто смотрела на то, как он читает.
Как он хмурится, оставляет пометки на полях книги, взъерошивает волосы. Как он вздыхает, ленится читать, то и дело прерываясь на какую-нибудь ерунду. Беспокойный ребёнок. Поглядел на неё и улыбнулся. Улыбнулся очень спокойно, тепло.
Мир сразу сузился, вытянулся до одной болезненной точки. Мир сразу стал похож на дурной сон, после которого просыпаются в слезах и с истеричным воем боли, который перебудит всех по соседним комнатам.
Сердце забылось, пропустило удар, другой, третий. Точно кто-то нажал на кнопку паузы. И она не выдержала, хотя и очень старалась думать о том, что это всего лишь игра сознания.
- Скажи… - она давится болезненным шёпотом, потерянно, ломко и больно обнимая его. – Скажи мне…
- Что всегда буду рядом?
Его спокойный голос ужасно реален. Настолько реален, что она не знает, верить ей в него или нет. Его дыхание. Стук его сердца. Да вот же… он. Она обнимает его, прижимается к нему – настоящему – прячет лицо на его плече. Всё настоящее, всё реальное!
Вот он поднимается и прижимает её к себе, таким осторожным и бесконечно заботливым движением, что даже страхи немного притупились и появилась крохотная возможность дышать. Как будто умирающего кормят кусочками жизни с рук, а он их больно, жалко и жадно хватает губами, тянет на себя, со слезами цепляясь за последнюю шаткую возможность жить. Так и она схватилась за него, давясь тяжёлыми слезами, притянула к себе, как последний глоток кислорода.
- Я отдам тебе всю себя… абсолютно… - её голос сбился, стал очень тихим и отдавал горечью. С её щеки на его падали капли слёз, а дрожащие губы легко касались уха. Она уже мало что видела или ощущала, но от этого ей было не легче. Ей обязательно надо было сказать ему это, иначе… она задохнётся. Произойдёт что-то ужасное. Что угодно.
- Без остатка… я готова жертвовать собой ради тебя…
Он странно вздохнул, точно ему тоже стало больно и обнял её крепче. Она заметила это лишь едва-едва, но даже так это подстегнуло и без того расшатанное болезненное сознание. Слёзы и слова горячими каплями полились, точно разрывая её насквозь.
- Каждую ночь… и вновь оживать ради тебя... а ты... ты... чувствуешь боль моего сердца…?
Он зажмурился и встряхнул головой, точно отгоняя наваждение. Глаза стали влажными, точно он тоже хотел расплакаться, но в них не было той же боли, что у неё. Там была одержимость. Там было что-то, что она бы назвала диким зверем, а он сам – смешной послушной игрушкой.
- Жертвовать, - выдыхает он. – Жертвовать…
Её душащий страх, слёзы, паника, изменчивый голосок, всё это гипнотизировало, вгоняло в совершенно особенное состояние. В этом изменённом ею разуме не было никакого места здравому смыслу или рассудку. В этом состоянии он мало что понимал и ещё меньше хотел понимать.
Сейчас его переполняла только одна эмоция и она его захлестнула сразу, сильно и больно. Сложно выразить это желание одним словом, хотя это слово и существует в человеческом языке.
Нежность.
Он никогда не мог контролировать эту нежность, ведь он так безумно её любил. Её слёзы, крики, сдавленное дыхание. Её боль.
- Жертвовать…
Её тихий вскрик перебил срывающийся смех. Ему было больно от того, что он ощущал. А ещё очень, очень, очень хотелось…
… хотелось быть с ней. Хотелось рассказать ей о том, как же сильно, сильнее боли, сильнее всего…
Она не просто кричала, она разрывала воздух своими криками. Она захлёбывалась воздухом, который вздыхала для крика, она душила себя слезами, зачем-то царапала себе лицо, раздирая кожу до крови розоватыми дрожащими полосками.
А он улыбался, в очередной раз убивая её. В очередной раз особенно и страстно, как никогда раньше. Кусал губы в кровь, гладил её лицо, пытался сказать что-то – и не мог. В затянутых безумием глазах за слипшимися от крови ресницами нельзя было ничего разглядеть даже обычным взглядом, не то, что её померкшим от боли.
Но в темнеющем сознании на фоне сумасшедшей улыбке, где-то на самой периферии боли, она почувствовала осторожное прикосновение горячих губ к своей шее.
- Больно палачам. Ведь это на их совести… жертвы… они успокоятся после смерти.
Тоже неплохой результат, если у тебя нет слов из-за того, что остались только эмоции)
Проблема еще и в том, что не только у меня, но и у тебя в тексте эмоции. Не поддаются они описанию, вот хоть убей.
Ну, для описания тех эмоций я верно ещё не один год потрачу. Но всё-таки в них же что-то есть, да?
Да, что-то неуловимое, но сильное, потрясающе сильное в них есть)
:3 значит не зря. Спасибо^ ^